Одиссея Хамида Сарымсакова

— Боров? — не понял Хамид.

— Ну, да, Геринг, фатер люфтвафевский. Пахан ихний. Но вообще-то жить можно, — паренек снял с гвоздя шлемофон. — Однако мне пора. Очередной вылет на разведку аэродрома Луостари, будь он неладен. До скорого!..

Увы! Встретиться с молоденьким стрелком-радистом больше не довелось. Самолет-разведчик бесследно исчез. Судьба экипажей самолетов, вылетающих на разведку, во многом схожа с судьбой подводников. Их исчезновение, как правило, окутано мрачным флером таинственности. Одно дело погибнуть на глазах товарищей. Тут все ясно. Сбили. Самолет упал на сопку и взорвался, рухнул в море... А разведчик?.. Редко когда стрелок-радист успеет передать: «Нас атакуют «мессера»!» Или: «Подбили зенитки. Горим...» Гитлеровские «охотники» старались нанести удар неожиданный, разящий, наповал.

После обеда экипаж вызвали в штаб полка на инструктаж. И тут как раз завыли сирены, захлопали зенитки на подступах к аэродрому. В бледное небо с ходящим по нему незакатным солнцем взлетели две пары истребителей сафоновского полка. Завязался воздушный бой. Все же одному «юнкерсу» удалось прорваться к аэродрому, он сыпанул бомбами и с ревом развернулся на запад. И вся воздушная карусель тоже потянулась на закат.

Капитан Кобзарь, человек веселый, любитель «по-спиваты» и разных веселых баек, произнес, глядя в небеса и почесывая затылок:

— Веселый аэродромчик, хлопцы.

— Оно и понятно, товарищ командир, — кивнул Хамид. — Я на карте прикинул. До Луостари по прямой всего сто восемь километров. Фронт проходит как раз на середине пути. Не успеешь чихнуть, а они уже здесь.

— Это верно, штурманок. Но и нам до них столько же. Так что, как говорится, бабушка надвое сказала.

В штабе Хамид слушал инструктаж, советы бывалых североморцев, а перед мысленным взором его — образ молоденького стрелка-радиста, сгинувшего в неизвестности, в ушах — его мальчишеский, с «петухами», голос: «Жить можно». Жить!.. Вспомнилась первая потеря на Волховском фронте. Женька Кожевников. Тоже совсем еще мальчик. Пушок на верхней губе. Сластена. А сердце львиное. Финские истребители изрешетили его машину, и сам он наверняка был ранен. А все тянул и тянул... Не дотянул до своих, и бомбардировщик рухнул в лес, и остался от самолета и экипажа с грохотом вознесшийся к небесам дымный гриб...

Сутки экипажу Кобзаря все же дали для «притирки». А двадцать пятого — боевой приказ: вылет в двенадцать ноль-ноль. Бомбоудар по транспортам противника в районе острова Варде.

Если лететь по прямой, то это около двухсот километров. Но по прямой нельзя — сопки кишат зенитками, вражеские истребители шныряют. За милую душу собьют. Поэтому надо лететь в море на норд-вест-вест и в километрах восьми-десяти, на траверзе Варде, повернуть влево на четыре румба, — нанести неожиданный, разящий удар.

В воздух поднялись звеном. Лётные условия приличные: солнышко, но есть и облака, куда можно спрятаться от истребителей. Все казалось бы шло хорошо. Однако северная погода сразу же показала свой коварный нрав. Солнце исчезло куда-то. Наплыли грозовые тучи, и поползла с небес аж до самой земли непроглядная муть, пронизанная дождем. В шлемофоне раздалась команда: «Возвращаться домой. При посадке быть предельно внимательным».

И это просто чудо, как Кобзарь и другие летчики сумели приземлить «пешечки» в тьме кромешной. Настроение, конечно, аховое — первый полет в Заполярье, и неудача.

Комэск Лапшенков подбадривал.

— Не вешать носов, соколики. Первый блин — комом. Законно. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Из-за непогоды боевые полеты отменяются. А я вас в учебные буду выпускать. Завтра к нам бывалые североморцы приедут. Они подучат вас нормально работать в условиях Заполярья. Будете учиться бомбить и с горизонта, и с пикирования.

До конца июля «мура» заволакивала небо. Но учебные полеты шли точно по расписанию. Инструктора — пилоты и штурмана — объясняли как лучше всего атаковать вражеские корабли, как по оставляемому за их кормой следу — буруну — определять скорость судов. Атаковать следует, как правило, с кормовых углов — часть корабельных зениток и пулеметов не может вести огонь. Если группой атакуете вражеский конвой, он расползается в разные стороны. Глаза разбегаются. Тогда прекращается радиомолчание. Комэск распределяет цели.

Много полезного узнали лапшенковцы у бывалых летчиков-полярников.