Одна беременность на двоих

Я увидела, что косточка уже торчит между зубами Аманды, поэтому, затаив дыхание, двумя пальцами вытащила её и быстро бросила в пакетик.

— Мы не в Рино едем. Я хотела показать тебе памятник одному очень хорошему человеку в дыре, которую считают колыбелью Невады и до которой нормальный человек никогда не добирается, а памятник красивый. Во всяком случае, как я его помню. Должны были за полчаса доехать, но с этой дурью на дорогах. Впрочем, вон уже и указатель — можешь увидеть его в боковое стекло.

Я повернула голову и действительно увидела коричневый указатель с надписью: «Генуя. Первое поселения штата Невада. 1851», и ещё поразилась, как за этими чертовыми финиками не заметила, что мы въехали в городишко — правда, даже слово «городишко» звучало слишком громко для домиков, разбросанных вдоль двуколейки. Зато мне вдруг сразу стало приятно от мысли, что я родилась не совсем в деревне. Аманду же порадовало наличие заправочной станции.

— Слушай, попытайся вымыть стекло, — попросила она, вылезая из машины, чтобы в танцевальных движениях афроамериканцев размять спину. — А я пока нам горячий шоколад куплю.

— И кексы не забудь! — бросила я совсем не зло.

Но Аманда ничего не ответила. Не расслышала, что ли, или обиделась? На размышления, впрочем, времени не было. Я нацепила перчатки и вылезла из машины. Было прохладно, но я поняла, что смогу побыть минут пять без куртки. Не знаю, что за химию они тут добавляют в воду для мытья стёкол, но мне даже не потребовалось и двух раз обмакивать щётку, чтобы отодрать налипшую на окно дрянь.

— Представляешь, — сказала Аманда, возвращаясь с двумя стаканами к машине. — Хотела у них стеклоочиститель купить, а у них ни черта нет, даже втридорога… Деревня… Надеюсь, больше мести не будет.

Я взяла протянутый стакан и села в машину.

— Спасибо за стекло, — улыбнулась Аманда, возвращаясь в водительское кресло. — Осторожно, не обожгись. Тут минута до главной площади, если это можно так назвать, а там и памятник почтальону.

— Кому? — переспросила я, пристёгивая ремень безопасности.

Я не стала следовать примеру Аманды и ставить стакан в подстаканник. Холодная щётка проморозила пальцы через перчатки, и теперь я с наслаждением отогревала их теплом стакана.

— Тут почтальон один, имя не помню, на памятнике посмотрим, два раза в месяц целых двадцать лет со стопудовым мешком за плечами совершал почтовый поход между Плэйсвилем, чёрт знает, где такое у вас в Калифорнии, и этой Генуей. Если не ошибаюсь, это порядка девяноста миль через горы, в снег, пешком… А мы тут на машине проехать не можем. Кстати, три дня шёл и жрал лишь сухари да сушёную говядину, запивая топлёным снегом. Ему на могиле монумент поставили в виде скрещённых лыж. Он сам их смастерил — длинные такие, только шёл без палок, балансируя посохом. Двадцать лет, прикинь?

— Угу, — промычала я. — Работы лучше, что ли, найти не мог…

— Ты что, он свято исполнял долг, ведь почте сугробы не помеха, если зимой ты остаёшься единственной связью с внешним миром. Наверное, эта мысль его грела в мороз. Жители зимой никуда не выбирались, да и сейчас то же самое, у них с октября все музеи закрываются, и город вымирает.

Ну да, фермерская деревня… Главная улица, состоящая из загонов для лошадей… Впрочем, чему я удивляюсь, у нас в Калифорнии не лучше. Единственное отличие, что снега нет, поэтому белые заборы с выжженным пейзажем не сливаются.

— А ты откуда всё это знаешь? — я попыталась сделать глоток и чуть не облилась, так резко Аманда затормозила машину.

— Нас сюда в начальной школе возили изучать историю штата. Больше ничего и не помню, а мужик впечатлил, особенно памятник. Вон глянь.

О, мы действительно припарковались на обочине, и на этой же обочине стоял знаменитый дядька. Мы вылезли из машины, нацепили куртки и подошли поближе к памятнику.

— Томпсон его фамилия, — указала Аманда на надпись. — А как зовут-то…

— Ну, Джон, наверное, — усмехнулась я. — Раз тут написано, что он истинный герой Запада, то другого имени и не должно быть.

Я смеялась, но Аманда смотрела на памятник очень серьёзно и явно рылась в памяти.

— А ты права, — вдруг радостно выкрикнула она. — Точно! Джон его зовут. Только жители его «лыжником» звали.

Я смотрела на памятник и жалела, что этого Джона изобразили в осенней одежде, да и заплечная сумка как-то не тянула на стопудовую. Лишь развевающиеся полы куртки указывали на движение, и знаменитый посох способствовал балансу, к которому взывал постамент в виде выкорчеванного дерева. Или это моё больное воображение дорисовало картину, но я бы мужика, который через горы шагал в занесённый снегом город, только в сугробе бы и изображала… Все эти мысли я озвучила Аманде, но та в дискуссию вступать не захотела. Она просто ходила вокруг памятника и изучала его как в первый раз.

— Слушай, обычно, когда смотришь на что-то второй раз, видишь изъяны, а у меня опять то же детское восхищение… Ну красиво ведь, особенно на фоне этого дерьма… Это я про поселение мормонов, — отвлёк меня от создания собственной эстетической концепции голос Аманды.