Одна беременность на двоих

Прямо за памятником темнел занесенный снегом комплекс из бревенчатых приземистых домиков, между которыми были раскиданы столики для пикника.

— Город военные основали, потому что им нужен был перевалочный пункт для провизии, а поселились здесь мормоны. Поэтому город долго называли просто мормоновской деревней. Терпеть не могу мормонов!

— А чего так? — спросила я, хотя мои представления о вероисповедании и образе жизни мормонов были очень скудными. Они облюбовали Юту и до Калифорнии так и не дошли, хотя у меня учительница по рисованию в школе была мормонка, и у её дочери было трое детей, и все от трёх разных отцов, и ни один из них о детях не заботился. Правда, может, это не имело отношения к мормонам…

— Да потому что я против полигамии. Её придумали мужчины для удовлетворения своей похоти, — сказал Аманда с ненавистью смотря на ни в чём неповинные домики.

— Так там и женщинам разрешается много мужей иметь, — робко вставила я.

— Ну разрешается, только какой мужик это допустит? И потом какого сорокалетней бабе делить своего благоверного с пятнадцатилетней?

— A что тебя история-то волнует? Это, кажется, было в девятнадцатом веке, а сейчас они наоборот за семьи, за верность, здоровый образ жизни без алкоголя и наркотиков. Что плохого-то?

— Да все у них есть, только они не афишируют, и полигамия есть, только не официальная… И алкоголь и секс до брака и… И шизофрения у них на почве обращения себе не подобных. У них в Солт-Лэйк-Сити есть классная библейская экспозиция, действительно качественная. Ну так вот, ты якобы приходишь в музей за эстетическим наслаждением, а к тебе так девушки ненароком подваливают с вопросом: а что вы знаете про Иисуса? Ну типа, чтобы сейчас тебе мозги промывать начать и обращать в свою веру. Так я одной ответила, что я знаю лишь то, что его отец таких, как они, водой затопил. Она не нашлась что ответить — они же как зомбированные, заучили текст и выдают в темпе рекламы, потому с извинениями удалилась. Правда, тут же кого-то другого заловили.

— Я бы тоже не нашла, что ответить, если честно, ведь Бог как бы…

— Ой, не начинай Кейти мне католических проповедей здесь… ладно? Вся деревня, — она махнула рукой на бревенчатые строения, — к чёртовой матери сгорела от гнева божьего, наверное, а все эти дома — реплики… Но какого черта они не просто всё восстановили, но ещё и пикники тут устраивают, я бы жрать здесь не могла.

— Аманда, ну у мормонов есть и много положительного.

— Ничего у них нет положительного! Ничего! Единственное положительное — это то, что жена там какого-то их предводителя стала первой женщиной, ступившей на территорию Невады. Луиза её, кажется, звали. А больше ничего хорошего. Все они — уроды! И дети их уроды!

Аманда перешла на крик. Я стала судорожно оглядываться по сторонам с надеждой, что никого рядом нет. Хотя, похоже, что и наличие толпы не остановило бы сейчас Аманду. Глаза её заблестели и нижняя губа затряслась. Расстёгнутая куртка оставляла открытым живот, который сейчас вздымался так же, как и грудь — слишком быстро, и вдруг я поняла… Чёрт тебя дери, Аманда! Ну почему не рассказать, когда тебе так плохо! Только лишь я шагнула вперёд и даже не успела развести руки, Аманда уже уткнулась мне в плечо. Я не решилась гладить её по спине, просто стиснула в объятьях, выгнув назад спину, чтобы не придавливать её живот. Так сильно, как всегда обнимал меня отец, когда я падала с велосипеда, и ощущение чьей-то превосходящей твою силы всегда успокаивало меня быстрее любых слов.

— У вас всё хорошо?

От мужского голоса Аманда дёрнулась и вырвалась из моих объятий. Как она смогла так быстро высвободиться, когда, казалось, я намертво сцепила свои руки за её спиной? Я обернулась и не сразу поняла, кто с нами говорил: мужчина средних лет или же молодой индеец. Впрочем, какая разница, потому что теперь вместо того, чтобы выплакать свою боль, а, может, наконец-то и выговорить, Аманда вновь втянет в себя слёзы и наденет маску спокойствия. Умеют же люди со своей заботливостью влезать в самый неподходящий момент!

— Всё оʼкей, — ответили мы обе, казалось, в унисон и отошли от памятника, чтобы мужчины не вздумали лезть с расспросами.

— Терпеть не могу местных индейцев, — шёпотом сказала Аманда, не сводя глаз с парня, вернее с его спины, на которой висела плетёная люлька и, скорее всего, с ребёнком внутри.

Вместо того, чтобы спросить, чем ей индейцы-то не угодили, я выдала то, что намного больше интересовало меня в тот момент.

— Я такую люльку в музее видела и была уверена, что они ими уже не пользуются. К тому же, мне казалось, что у них только женщины таскают детей…

— Пользуются, всем они пользуются. Ещё за тысячу четыреста баксов готовы тебе такую же продать, я в резервации их видела. Как не спаивали мы их, так и не споили до конца. Всё равно они остались верны своим истокам без всяких там манифестаций. Но они нас ненавидят.