Одна крошечная ложь (ЛП)

Сглотнув комок, подкативший в горлу, я думаю о том дне, когда домой заявилась моя сестра с огромной татуировкой в виде пяти воронов, сделанной на бедре. Под ней скрывается один из самых уродливых шрамов, оставшихся с той ночи. Пять птиц — по птице на человека, погибшего в машине в ту ночь. В том числе, и птица для нее. В то время я не понимала смысла. Она сказала мне лишь два года назад.

С тяжелым вздохом я снова перевожу взгляд на символ на его груди и изучаю его более пристально.

И вижу еще один умело скрытый шрам.

— Что случилось? — спрашивает Эштон, разворачивая бинт. — Ты побледнела.

— Что… — Замолкаю, прежде чем успеваю спросить о случившемся. Все равно не получу ответа. Я отвожу глаза к своей ладони и думаю. Может, это ничего и не значит. Скорее всего, ничего не значит. Люди постоянно набивают татуировки, чтобы скрыть шрамы…

Но все мое нутро кричит: это не ничего.

Наблюдаю, как Эштон накладывает бинт на рану. Больше она не жжет, но я не уверена, что послужило тому причиной: время или тот факт, что моя голова усиленно работает, выкручивая и переворачивая кусочки мозаики в попытках сложить их воедино. Но слишком многого я не понимаю. Простых вещей, таких, как кожаный браслет…

Кожаный браслет.

Кожаный браслет.

Пристально приглядевшись, я понимаю, что это не браслет.

Я хватаю Эштона за руку и поднимаю ее к глазам, рассматривая тонкую темно-коричневую полоску: швы по краям, то, как два конца сходятся с маленькими застежками…и вижу, что когда-то эта кожа была ремнем.

Ремнем.

У меня вырывается крошечный вдох, а взгляд мечется от его руки к плечу и, наконец, останавливается на груди. На длинных шрамах, скрытых под татуировкой.

И внезапно я все понимаю.

Доктор Штейнер говорит, что я чувствую боль людей сильнее остальных из-за того, через что прошла с Кейси. Что я реагирую на нее более напряженно. Может, он и прав. Может, поэтому сердце у меня пропускает удар, внутри все скручивает от тошноты, а по щекам беззвучно текут слезы.

Тихий шепот Эштона притягивает мое внимание к его лицу, и я вижу грустную улыбку.

— Для собственного же блага ты слишком умна, ты знаешь об этом, Айриш?

Его кадык дергается. Я все еще держу его за запястье, но он не отнимает у меня свою руку. Не уворачивается от моего взгляда. А когда я поднимаю свободную руку и кладу ему на грудь, поверх символа, поверх его сердца, он не морщится.

На языке вертится столько вопросов. Сколько тебе было лет? Сколько раз это происходило? Зачем ты до сих пор носишь его на запястье? Но я молчу. Не могу спросить, потому что при мысли о маленьком мальчике, уклоняющемся от ремня, слезы текут еще быстрее.

— Ты же знаешь, что можешь говорить со мной о чем угодно, да, Эштон? Я никому не скажу, — слышу я свой дрожащий шепот.

Он наклоняется и поцелуем убирает слезы с моих щек, сначала одну, потом другую, и еще одну, приближаясь к моим губам. Не знаю, дело ли в напряженности момента, потому что сердце мое разрывается от боли за него, тело отвечает, а разум полностью отключился, но его губы замирают на уголке моего рта и он шепчет:

— Ты снова на меня уставилась, Айриш.

И тогда я непроизвольно поворачиваюсь и встречаю его губы своими.

Он сразу же мне отвечает. Не теряя времени, прижимается ко мне и заставляет губы приоткрыться. Я чувствую соленый привкус своих слез на его языке, когда тот проскальзывает внутрь и касается моего. Одну руку он кладет на тыльную сторону моей шеи, углубляя поцелуй, притягивая меня к себе, чтобы подобраться еще ближе, проникнуть еще глубже. И я разрешаю ему, потому что хочу его близости, хочу помочь ему забыться. Я совсем не переживаю о том, что делаю и правильно ли это делаю. Все должно быть правильно, если вызывает такие чувства.

Моя ладонь так и лежит на его груди, поверх сердца, которое неистово колотится под моими пальцами. Кажется, что этот единственный поцелуй длится вечность, пока слезы на щеках не высыхают, губы не начинают болеть, а я не запоминаю божественный вкус губ Эштона.

Но внезапно он отрывается от меня, оставляя тяжело дышать.

— Ты дрожишь.

— Не заметила, — шепчу я. И это правда. До сих пор не замечаю.

Я замечаю лишь биение его сердца под своими пальцами, красивое лицо перед собой и то, что дышать мне удается с трудом.

Подняв меня на руки, Эштон идет в спальню и опускает меня на кровать. Он целенаправленно идет к комоду, на ходу захлопывая дверь в комнату. Я не произношу ни слова. Даже не осматриваюсь в комнате. Просто изучаю очертания его спины, а в голове совершенно пусто.

Он подходит и бросает рядом со мной простую серую футболку и пару спортивных штанов.

— Должны подойти.

— Спасибо, — рассеянно произношу я, проводя пальцами по мягкому материалу. В голове кавардак.

Следующие несколько мгновений я не в силах объяснить. Возможно, причина в том, что произошло месяц назад и только что в ванной. Но Эштон требует:

— Подними руки, Айриш.