– Помню. Но все детские и студенческие фотографии родителей пропали во время наводнения, так что я никогда не видела ее в моем возрасте.
Внезапно я чувствую, что кончики моих пальцев гладят теплую кожу, и понимаю, что в какой-то момент я забылась, моя рука взбунтовалась против разума и скользнула за ворот футболки Эштона. Сегодня, видно, такой день, что меня тянет на подвиги: понимаю, что если не знать ответа, то вопрос мой может показаться вполне невинным, и я решаюсь спросить, стараясь сохранять непринужденный, легкий тон:
– А как твои родители?
– А что именно тебя интересует? – переспрашивает он после паузы. Пытается говорить безразличным тоном, но, судя по тому, как сжались его руки и напряглась шея, понимаю: попала в болевую точку.
– Не знаю… – Поворачиваюсь и смотрю на дорогу. – Расскажи мне о них.
– Да особо нечего рассказывать. – Тон из безразличного превратился в недовольный. – А что? Риган что-то слышала?
Стараясь смотреть на дорогу, делаю глубокий вдох и решаю не лгать.
– У тебя… нет мамы?
Слышу, как Эштон переводит дыхание.
– Верно. Ее больше нет. – Он говорит об этом будничным тоном, но так, что больше вопросов не возникает.
Не знаю почему, но я решаю испытать судьбу.
– А что отец?
– Отец есть… к сожалению. – В голосе звучит неприкрытая неприязнь. – Ирландка, давай не будем об этом.
– Хорошо, Эштон.
По дороге к дому я еще раз пять спрашиваю, не устал ли он, и он раз пять просит меня закрыть рот и не спрашивать одно и то же.
Больше мы ни о чем не говорим.
Он идет мимо Риган – она успела принять душ и облачиться в огромный для нее спортивный костюм Гранта – и мимо любопытного Гранта, поднимается наверх, минует общую ванную и несет меня прямо в ванную в своей комнате. Осторожно сажает меня на столик.
А потом я слышу сдержанный стон и понимаю, что ему надо было давным-давно опустить меня и отдохнуть.
– Извини, – бормочу я, и меня охватывает чувство вины.
В дверях появляются Риган и Грант – как раз в тот момент, когда Эштон потягивается, разминает руки, закинув их за голову, и чуть постанывает.
– Вот это мускулатура! Нет, вы только полюбуйтесь! – дурашливо восторгается Грант и тянется пощупать бицепсы.
– Отвали, Кливер, – резко говорит Эштон, отбрасывая его руку. Хватает с вешалки полотенце и начинает вытирать мне лицо и волосы.
– Ничего себе! Я хотел за вами поехать, но Риган сказала, мол, вам двоим нужно… – Риган пихает его локтем в бок, и он умолкает на полуслове.
– На. Твой чай. – Риган протягивает мне чашку, от которой идет пар.
Выпив глоток, понимаю, что это не просто чай.
– Спаиваешь раненую подругу, – констатирую я, а алкоголь приятно горячит горло. – Ну и кто так поступает?
– Тебе повезло больше, чем хромой лошади, – отвечает Риган, расшнуровывает мне кроссовку и снимает носок с больной ноги. Морщусь от боли, и Риган спрашивает: – Так плохо? Может, отвезти тебя в больницу?
Смотрю на лиловый синяк на своде стопы и опухшую лодыжку.
– Нет, думаю, это всего лишь растяжение связок.
– Ирландка, ты пока еще не доктор, – бормочет Эштон, наклоняется и осматривает мне ногу. А я смотрю на его спину: мокрая футболка облепила его как вторая кожа. Вижу каждую мышцу. Когда он меня нес на руках, грудь была укрыта от дождя, а спина промокла до ниточки. Даже если Эштон и продрог, он не подает виду.
– Давай для начала приложим лед, а если будет хуже, отвезу тебя в больницу.
Молча киваю, отмечая про себя, как Эштон берет ситуацию в свои руки, словно у меня нет права голоса.
– Вот, возьми. – Грант протягивает мне пару костылей. – Заметив мою гримасу, объясняет: – Это Тая. Он пару раз в году обязательно растягивает связки, производственная травма на вечеринке. Хорошо, что он коротышка. Думаю, тебе как раз подойдут.
– А он не будет против?
– Нет, до ноября они ему точно не понадобятся. Он у нас как часы. – Грант опускает глаза на мою ногу и улыбается.
– Что? – настораживаюсь я.
Он пожимает плечами и говорит:
– Ирландка, у тебя такие сексуальные ножки. – Тут же раздается недовольное рычание Риган, и она игриво шлепает приятеля по груди.
– Хватит глазеть на ножки моей соседки!
– Хорошо, давай тогда поглазею на твои.
Она визжит и удирает из ванной, а Грант гонится за ней.
– Лед принесите! – кричит им в спину Эштон и уже тихо с досадой бормочет: – Этот идиот все– таки доиграется – вылетит из сборной.
Смотрю, как он изучает содержимое туалетного шкафчика и извлекает аптечку первой помощи.
– Надеюсь, тренер ни о чем не узнает, – с улыбкой говорю я. – Им так хорошо вдвоем.
Эштон замирает на месте. Секунды через четыре руки снова приходят в движение, и он достает антисептик и бинт.
– Может, хочешь позвонить Коннору и сообщить, где ты?
– Ну да. – Мне и в голову не пришло ему позвонить. Я вроде как о нем забыла. Нет, не вроде как. Я о нем совершенно забыла. – Он ведь в библиотеке, пишет работу, да? Не хочу его беспокоить.
Взяв мою ладонь в свою, Эштон смотрит мне в глаза и спрашивает:
– Уверена?
И у меня возникает ощущение, что он спрашивает меня о чем-то совсем ином. Может, о том, уверена ли я в своих чувствах к Коннору?