Одна ночь меняет все (СИ)

- Да ты что? - Я уставился на стакан.

- Совсем чуть-чуть, - успокоила она, закусив губу.

Кажется, мы оба вспомнили: южная ночь, крыша, шампанское, лёгкая одежда.

Сейчас мы стояли у самой воды, одетые тепло и практично, с пластиковыми стаканчиками в руках под светом созвездий северного полушария. Соль, приносимая ветром в каплях с залива, оседала на губах. И холода не чувствовалось.

- Ты такая красивая, - вдруг вырвалось у меня.

Лунный свет сделал бледную кожу Райли ещё более прозрачной, будто мраморной или сотканной из бледного молочного шёлка. Да во мне просыпался поэт.

- Я? Хм… а… спасибо, - растерялась она.

- Да, ты ведь знаешь это. Мне… мне сложно.

- Что сложно? - Райли запрокинула лицо, посмотрев на меня.

Выглядела она действительно завораживающе. И я был заворожён, потому что в тот момент из меня полились откровения, слова, которые я не собирался говорить, ведь считал, что им пока не время и не место в наших отношениях.

- Держаться на расстоянии. Мне сложно быть рядом и не быть с тобой. Так, как я этого хочу.

- Эйван, я… ох…

Вздох Райли был тяжёлым, наполненным сожалением. Мне тут же захотелось развеять его, стереть её сдержанность, раз уж я начал прощаться со своей.

- Не надо, не отворачивайся, не уходи.

Отбросив стаканчик, я схватил Райли за предплечья, легонько сжал и развернул к себе, чтобы уткнуться лбом ей в лоб, чтобы переместить ладони на её ледяные щёки, чтобы, наконец, наклониться и поцеловать её так глубоко и так долго, как мне этого хотелось, как ей это было бы нужно.

Молния проскочила между нами, короткий разряд, промчавшийся от кончиков пальцев, спиралью завернулся в центре живота. Долгожданный поцелуй пробудил желание. Мне казалось, я так давно уже не чувствовал этой тоски по близости. С Райли… К Райли… Я получил всего лишь поцелуй, а мне уже хотелось большего. И сила проснувшегося внутри желания испугала меня самого.

Я хочу её.

- Эй… - раздался голос извне.

Мы буквально отскочили друг от друга.

- Райли?

Выскочка пришёл в наш уютный мир на двоих. Я зло взглянул на него, а он ответил мне таким же взглядом.

- Я? Да? - Райли, всё ещё дезориентированная, прижимала ладони к щекам. - Что такое?

- Парни зовут, скоро начинать.

- Да-да, уже иду.

Кажется, она была рада сбежать. Из-за меня или Глена – я так и не понял.

Как только её фигура превратилась в маленькую точку у сцены, Глен обернулся ко мне.

- Мне не нравится, что ты постоянно ошиваешься рядом! - отрезал он.

- Могу сказать то же самое. Мне уже осточертело, что ты постоянно крутишься возле Райли.

Слови-ка, парень, думаешь, один ты тут можешь выдвигать претензии.

- Я волнуюсь о её безопасности.

- Волнуешься? Тогда какого хрена помогаешь ей устроиться на работу? - решил уже высказать всё, что накопилось. - Рядом рыщет преступник, ты, вообще, каким местом думаешь?

Глен сжал кулаки в ответ на моё обвинение.

- Райли упрямая, если что-то решила, её не переубедить. Если б я не помогал с работой, она нашла бы что-нибудь сама. Где? У кого? Да без понятия. Нет, уж лучше я буду знать, чем она занимается, тогда смогу приглядеть за ней. Она же покой потеряла, когда этот урод тут объявился.

- С чего это ей покой терять? - удивился я и заработал долгий внимательный взгляд от выскочки.

Со сцены раздались звуки настраиваемых инструментов, приготовления были почти закончены, кто-то уже проверял микрофон. Глен обернулся, коротко оценивая ситуацию, затем снова посмотрел на меня. Он будто колебался.

- Не уверен, что имею право об этом говорить, но… уж лучше так. Хм… Ты… знаешь, как именно Райли… эм… потеряла ребёнка?

Я задохнулся. Вообще, то, что он заговорил об этом, было ударом ниже пояса. Меня замутило, а привкус от напитка во рту превратился в кислоту.

- При чём здесь это? - прорычал я.

Глен всё знал. И, кажется, лучше и дольше меня.

- Если ты решил… - Гнев поднимался во мне волной. Я проглотил много, очень много грубых слов, которые хотел ему сказать. - Это касается меня и Райли.

- Ну так ты знаешь? - настаивал он.

- Нет, - сквозь зубы выдохнул я, вдавливая пятки в песок.

Глен собирался что-то ещё произнести, но в этот момент его громко окликнули со сцены.

В конце концов, голос Райли - нежный, ласковый, но всё такой же меланхоличный - вывел меня из оцепенения.

Все в прошлом: счастье и мечты,

Та ночь и звездный небосклон.

Но верю, что вернешься ты,

На крышу в мой дождливый сон.

Почему мне казалось, что каждая её песня была словно про нас двоих? Она будто раз за разом в своих текстах рассказывала нашу историю. Каждый мог её услышать, но никто не знал, что она наша.

Никто. Только Райли. И я.

Мой гнев улёгся. В конце концов, в своём незнании был виноват я сам. Тема ребёнка, которую мы обоюдно определили как неудобную, по-прежнему не была закрыта нами окончательно. Я не задавал вопросов, Райли не давала ответов. А говорить стоило. Разве одна-две беседы считаются?