Одна отвергнутая ночь (ЛП)

Я теряюсь в потоке людей, спешащих на свою работу. Это знакомо мне и не пугает, а в отличие от того странного чувства, которое я испытываю, когда спешу как муравьишка в толпе родных лондонцев. Поднимаю руку и поглаживаю плечо в попытке убрать дрожь, содрогаясь, когда она тут же возвращается. Что-то подсказывает мне обернуться, поэтому так я и делаю, но все что я вижу, это бесконечный поток силуэтов. Конверсы спешат без каких-либо команд из головы, и я начинаю обгонять людей, неловко, но не знаю, для чего. Повернув за угол, я снова оборачиваюсь, по телу пробегает знакомая дрожь, волосы на затылке встают дыбом.

— Ох!

— Смотри, куда прешь!

Я отшатываюсь, потянув за собой портфель мужчины, дорогая кожа путается между моих неуклюжих ног. — Простите! — кричу, хватаясь за угол кирпичной стены, чтобы удержаться на ногах.

— Ты испачкала мой портфель, дура! — он поднимает свою собственность и отряхивает его, рыча и шипя ругательства.

— Простите! — повторяю, выпрямляясь, и собираюсь с силами для дальнейшей словесной перепалки.

— Чертова идиотка! — ворчит он, вливаясь в толпу и оставляя меня в стоять шоке, в окружении других нетерпеливых прохожих.

Мой взгляд мечется, сканируя лица приближающихся ко мне людей и спины удаляющихся, внутри меня срабатывает сигнал тревоги. Подняв руку, приглаживаю волосы на затылке. Чувствую глупое облегчение, когда они остаются в таком же положении, когда я убираю руку. А вот желудок скручивается, и меня накрывает чувство тревоги. Я разворачиваюсь на месте, это чувство оседает глубоко внутри, и меня одолевает раздражение.

Я разворачиваюсь и бегу через дорогу к Делу, постоянно оглядываясь.

Бистро — это последнее место, где я сейчас хотела бы быть. Чувствую тошноту, и мой страх оказаться лицом к лицу со своими коллегами только возрастает, когда мой путь от входной двери до кухни прослеживают три пары глаз. Прямо таки ощущаю осуждение. Меня осуждают. Все они думают, что я рехнулась, только им не доводилось узнать Миллера, когда на нем нет брони его совершенных костюмов-троек. Они сделали свои выводы, основываясь на тех жалких крохах информации, которыми владеют. Я уже переборола в себе чувство необходимости защищать свои отношения с самым скандально известным мужским экс-эскортом Лондона перед Сильвией, Делом, Грегори и другими. Достаточно утомительно отстаивать их перед Миллером, и ведь он единственный, кто на самом деле имеет значение. Боже помоги мне и моим ушам, если хоть кто-то из этих людей узнает о прошлом Миллера. Для них он просто озлобленный придурок, который играл со мной. Пусть так и останется.

— Доброе, — голос Сильвии лишен обычной игривости, ее пальцы сжимают ручной фильтр кофе-машины.

— Привет, — улыбаюсь напоказ. — Ой, у меня теперь новый телефон. Я пришлю тебе свой номер.

— Ладно, — она кивает, и я прохожу мимо нее, иду на кухню и сразу надеваю свой фартук.

Пол заходит следом за мной и останавливается перед плитой, поднимая сковороду, полную обжариваемого лука, и подбрасывая его.

— Хорошо провела вечер? — спрашивает он. Замечаю неподдельный интерес, а, подняв голову, я вижу бесстрастное выражение лица.

— Хорошо, спасибо, Пол. А ты?

— Конечно, — бормочет он, ставя на стойку две тарелки. — Хрустящие сэндвичи с тунцом для седьмого столика. Давай тут займемся обслуживанием.

Я действую: хватаю тарелки и прохожу мимо Сильвии и Дела, губы моего босса все так же поджаты, как и подруги.

— Сэндвичи с тунцом? — спрашиваю, ставя блюда на стол.

— Спасибо, милая, — тянет толстопузый мужик, весь такой счастливый, почти искрящийся, когда берет обе тарелки и при этом облизывается. Откусывает его своим большим ртом, поднимает глаза и смотрит на меня, улыбаясь, изо рта свисает пережеванный хлеб. Я морщусь. — Добавь еще, ладно? — Он пихает мне в руки свою кофейную кружку, у меня же желудок скручивается при виде того, как кусочек тунца, выскользнув из его рта, падает на пол. Смотрю, как он пальцем подбирает этот кусочек. А потом с ужасом вижу, как он, еще не до конца прожевав, языком слизывает тунец с пальца. Закрываю рот, прижимая к нему ладонь, и бегу через все бистро с мыслью, что у Миллера бы случился припадок, если бы он стал свидетелем проявления таких дикого поведения.

— Ты в порядке? — с тревогой спрашивает Сильвия, когда видит меня, бегущую к ней.

— Налей еще. Седьмой столик, — кидаю ей кружку и мчусь мимо, отчаянно пытаясь остановить рвотные позывы. Я лавирую между столиками, врезаюсь в стулья и, поворачивая за угол, плечом ударяюсь о стену. — Зараза! — ругаюсь я, слишком громко и это прямо перед столиком двух пожилых леди, наслаждающихся чаем и пирожными в наиболее тихой части бистро. Вздрагиваю и потираю руку, после чего оборачиваюсь, чтобы извиниться.

И меня тошнит прямо на них.

— Силы небесные! — одна старая леди поднимается со своего места, довольно быстро для своего почтенного возраста. — Ох! Дорис, твоя шляпа! — она салфеткой вытирает голову своей пожилой подруги, пытаясь отчистить от моей рвоты, забрызгавшей всю леди. Я хватаю салфетку и прижимаю ее ко рту.