Одна отвергнутая ночь

— Мне абсолютно все равно, что происходит с тобой, — говорит Уильям. — Но как только я получу хоть намек на то, что Оливия в опасности, я приду за тобой, Харт.

С этими словами Уильям закрывает входную дверь, и мы остаемся наедине. Объятия Миллера ослабевают, его дрожь стихает, и он отпускает меня, когда, на самом деле, я хочу, чтобы он держал меня крепче. Неуверенным шагом он подходит к комоду с шкафичку и со стуком наливает виски, быстро опрокидывая его в себя. Я стою неподвижно и молчу. Спустя как будто столетие, он вздыхает:

— Почему ты все еще в моей жизни, сладкая девочка?

— Потому что ты боролся за то, чтобы я в ней была, — напоминаю ему, не колеблясь, и при этом стараюсь звучать уверенно. — Ты грозился вырвать позвоночник каждому, кто попытается забрать меня у тебя. Жалеешь об этом?

Готовлю себя к нежеланному ответу, когда он поворачивается ко мне, только глаза его опущены.

— Жалею о том, что затянул тебя в свой мир.

— Не надо, — бросаю резко, не хочу, чтобы он потерял свое мужество теперь, когда Уильям ушел. — Я пришла добровольно и добровольно остаюсь. — Решаю игнорировать упоминание фразы «мой мир».

Меня уже тошнит от слов «мой мир», едва ли так же сильно, как от всего остального.

Новая порция виски опрокинута в него.

— Я подразумевал это, — он делает попытку сфокусироваться на моих глазах, но сдается, и вместо этого проходит по гостиной.

— Подразумевал что?

— Мои угрозы. — Он опускается на низкий кофейный столик и аккуратно ставит стакан рядом, несмотря на свое нетрезвое состояние. Даже покручивает его перед тем, как отпустить, довольный местоположением. Непослушные волосы снова дают о себе знать, падая на его лоб, и он убирает их, после чего опускает взгляд на свои руки, локтями упираясь в колени. — У меня всегда был взрывной характер, Оливия, но когда речь заходит о сверхзащите тебя, я сам себя пугаю.

— О чувстве собственности.

Он поднимает голову, и на лбу проступают морщинки:

— Прости?

Уголки моих губ приподнимаются в крохотной улыбке, когда его манеры проступают даже в настолько пьяном состоянии и в такой убогой ситуации. Подхожу к нему и становлюсь на колени между его ног, он смотри на меня, наблюдая за тем, как я убираю его руки с коленей и беру их в свои.

— Чувство собственности, — повторяю я.

— Я хочу защищать тебя.

— От чего?

— От тех, кто вмешивается. — Он погружается в свои мысли и смотрит мимо меня какое-то время, прежде чем вернуть взгляд ко мне. — Все закончится тем, что я кого-то убью. — Его признание должно шокировать меня, только вот то, что ему известно о его необъяснимых срывах, до странного меня успокаивает. Собираюсь напомнить о существовании психологической помощи, управлением собой, о каких-то методах, что помогут ему себя контролировать, но что-то меня останавливает.

— Уильям вмешивается, — сбалтываю я.

— У нас с Уильямом взаимопонимание, — Миллер спотыкается на собственных словах. — Хотя, ты никогда раньше не замечала. Он находит баланс между двумя сторонами. — Отвращение в его нетрезвом голосе почти осязаемо.

— Что за взаимопонимание? — Мне это не нравится. У них обоих ужасный темперамент. Полагаю, они оба осознают, какой вред могут причинить друг другу.

Он качает головой, раздраженно матерясь.

— Он хочет защитить тебя так же, как я. Ты, вероятно, самая сохранная девушка в Лондоне.

Распахиваю глаза от его некорректного замечания и отпускаю его руки. Не согласна. Чувствую себя самой уязвимой девушкой в Лондоне. Но не говорю ему этого. Я борюсь с желанием продолжить спор Уильям-Миллер. Уильям ненавидит Миллера, и это чувство абсолютно взаимно. Я знаю, почему, так что мне просто нужно с этим свыкнуться.

— Хочешь услышать сначала хорошие новости или плохие? — говорю, вставая, и предлагаю ему свою руку. Моя неуверенность немного угасает, когда замечаю в глазах Миллера блеск. Мне он знаком и нужен.

— Плохие. — Он кладет свою ладонь в мою и смотрит на наши переплетенные руки, я же усиливаю хватку и тяну его руку, приглашая встать, что он и делает с довольно большим усилием.

— Плохая новость заключается в том, что у тебя дьявольски сильно будет болеть голова, — отвечаю на его крошечную улыбку и веду нас в его спальню. — Хорошая в том, что я буду здесь, чтобы ухаживать за тобой, пока ты будешь себя жалеть.

— Ты позволишь мне тебя боготворить. От этого я почувствую себя лучше.

Сомневаясь, оглядываюсь на него и поднимаю брови, когда мы входим в спальню.

— Ты хоть сколько-нибудь будешь в форме?

Он садится на постель, получив от меня несильный толчок в плечо.

— Не сомневайся в моей способности удовлетворить тебя, сладкая девочка. — Он ладонями накрывает мои ягодицы и прижимает их сильно, толкая меня в пространство между его широко расставленных ног. Он смотри на меня плотоядным взглядом, который может привести только к одному.

Качаю головой:

— Я не буду спать с тобой, пока ты пьян.