Одна отвергнутая ночь

Джордж крепко держит меня за плечи и, проведя по дорожке, осторожно закрывает за нами дверь. А потом он заводит меня в кухню, где я вижу, как Нан влажным тампоном обрабатывает кровоточащий нос Грегори. Чувствую запах спирта и слышу непрекращающееся шипение Грегори, еще одним доказательством служит строгий голос бабушки.

— Не дергайся, — наставляет она, злость все еще слышна в ее голосе.

Грегори смотрит, как Джордж подталкивает меня, усаживая на стул, и протягивает мне свой чистый носовой платок, а бабушка разворачивается и, потеряв интерес к одному мужчине, набрасывается на второго.

— Ты опоздал! — кричит она на бедного, ни в чем невиновного Джорджа. — Ужин испорчен, а мне пришлось разнимать драку в своем дворе!

— Притормози на минуту, Жозефина Тейлор! — спина Джорджа выпрямляется, моя напрягается. Она не в настроении получать отпор, Джорджу следовало заметить раздражение, передающееся по воздуху от ее невысокой, полноватой фигуры. Хотя, это его не останавливает. — Я только что пришел и вижу, что ужин испорчен, по крайней мере, из-за нашего беспокойного состояния, так что, почему бы тебе не успокоиться и не прояснить мне два этих недоразумения.

Отчасти шокированная, бабушка прикладывает ватный тампон к разбитой губе Грегори.

— Где Миллер? — восклицает она, смотря на меня хмурым взглядом.

— Ушел, — говорю, платком стирая слезы, и сердито смотрю на Грегори. Его глаза прищурены, и это не от отека. Он будет испепелять меня одним глазом, в отличие от второго, подбитого Миллером во время второй их схватки.

Мой избитый друг рычит что-то, язвительно смеясь, но я не прошу повторить, потому что точно знаю, что бы это ни было, мне это не понравится, так же, как бабушке и Джорджу.

— Что случилось? — спрашивает Джордж, занимая место рядом со мной.

— Будь я проклята, если понимаю. — Нан заклеивает рану на губе Грегори пластырем, убедившись, чтобы его края были прочно приклеены, при этом игнорируя протестующее шипение своего пациента. — Все, что мне известно, Миллер и Грегори, кажется, друг другу не нравятся, но никто не хочет просветить меня, почему, — она смотрит на меня испытующим взглядом, отчего я опускаю глаза к столу, избегая ее.

Правда в том, что Миллер и Грегори ненавидели друг друга еще до того, как Грегори узнал о его темном прошлом. Теперь же я могу только подытожить тот факт, что они друг друга категорически презирают. Этого я исправить не смогу. У меня может быть один мужчина или другой. Чувство вины накатывает, когда я смотрю на своего старого друга, своего единственного

друга, перебинтованного — вина за то, что стала причиной его боли и повреждений, вина из-за понимания того, что его я не выберу.

Встаю, приковывая к себе внимание каждого, они ждут моего следующего действия.

Молча обхожу стол и наклоняюсь, чтобы поцеловать Грегори в щеку.

— Когда ты любишь человека, ты любишь его за то, кем он является, и как таким стал, — шепчу ему на ухо, и тут же вспоминаю, что чуткий слух Нан мог уловить мое заявление. Молюсь, чтобы Грегори сохранил все в тайне — не ради меня или Миллера, а ради Нан. Это вызовет слишком много призраков. — Я не отказалась от него тогда, не откажусь и сейчас.

Выпрямляюсь и молча выхожу из кухни, оставляя свою семью, чтобы пойти и согреть моего кого-то

.

Глава 16

Множество сияющих зеркал, покрывающих стены фойе в доме Миллера, повсюду разбрасывают мое отражение; от моего вида, заплаканного и безнадежного, некуда скрыться. Консьерж вежливо приподнимает шляпу, и я в ответ вымучиваю из себя скудную улыбку, решив подняться к квартире Миллера на лифте, а не преодолевать несколько сотен ступенек, что стало уже привычным. Гляжу вперед, когда двери открываются, и встречаюсь с еще большим количеством зеркал, смотрю сквозь себя и избегаю жуткого взгляда брошенной женщины перед собой.

Пробыв в лифте будто бы целую вечность, вижу, как открываются двери и заставляю себя выйти из него и подойти к блестящей черной двери, еще больше душевных сил уходит на то, чтобы заставить себя постучать. Я бы задалась вопросом, здесь ли он вообще, если бы не напряженная атмосфера вокруг меня. Ярость Миллера висит в воздухе, окружая меня, не давая мне дышать. Чувствую, как она просачивается под кожу и оседает глубоко внутри.