Одна отвергнутая ночь

Он согласно фырчит. А потом впивается в меня убедительным взглядом:

— Я не сплю с кем-то еще, — он произносит слова медленно и четко, отчаянная попытка быть понятым, а я ни на секунду не сомневаюсь в том, что он говорит правду. — Оливия, я ни к кому не прикасался и никому не позволял прикасаться ко мне. Скажи, что веришь мне.

— Верю. — Я не колеблюсь. Моя вера абсолютна, несмотря на сумятицу с отсутствием доказательств, кроме слов Миллера. У меня нет объяснения, как это может быть, но что-то глубокое и сильное направляет меня. Инстинкт, а инстинкт хранил меня до настоящего момента. Я за него держусь. — Я тебе верю, — подтверждаю еще раз.

— Спасибо. — Он притягивает меня в свои руки и обнимает с самым невероятным чувством облегчения. Я запуталась и шокирована. Женщин отвергли, и они меня преследуют? Они могут предугадать его следующий шаг. Они знают, что он намерен уволиться, и не хотят этого.

— У меня к тебе просьба, — выдыхает он мне в шею, его руки исследуют каждый дюйм моей спины.

— Какая?

— Никогда не переставай любить меня.

Качаю головой, размышляя, вспомнил ли он, как просил об этом прошлой ночью, когда им управлял алкоголь и усталость? Тогда вопрос: вспомнил ли он мой ответ?

— Никогда, — мои слова такие же решительные, какими были прошлой ночью, перед тем, как мы уснули, несмотря на короткую заминку в их озвучивании.

Глава 18

Нан ждет на пороге, когда мы останавливаемся на подъездной дорожке, руки скрещены на груди, настороженный взгляд сапфировых глаз направлен прямо на Миллера. Когда она направляется к нам по дорожке, я высматриваю тапочки на нее ногах — все что угодно, лишь бы избежать ее взгляда. Может, вчера ночью по телефону она и была понимающей и сопереживающей, но я знаю, что это еще не конец. Сейчас мы лицом к лицу. Бежать некуда. Она будет на него набрасываться, и он этого ожидает, судя по его тихому, задумчивому состоянию с тех пор, как мы вышли из его квартиры,

Теплая ладонь Миллера ложится на заднюю часть моей шеи, когда мы приближаемся, и он поглаживает ее, это его попытка снять мою нервозность. Зря теряет время.

— Миссис Тейлор, — говорит Миллер формально, останавливаясь вместе со мной.

— Хмм, — мычит она, не смягчая свой угрожающий взгляд. — Уже десятый час, — сейчас она говорит со мной, но продолжает удерживать Миллера своими полными подозрения глазами. — Ты опоздаешь.

— Я…

— Оливия сегодня не пойдет на работу, — прерывает меня Миллер. — Ее босс согласился дать ей отгул.

— В самом деле? — спрашивает она, седые брови удивленно взлетают. У меня такое чувство, что это я должна здесь объясняться, но вместо этого стою, болтаюсь как пятое колесо между этими двумя, когда Миллер продолжает говорить.

— Да, я забираю ее на целый день. Небольшая передышка и драгоценные минуты вместе.

Сдержать подступающий смех оказывается не сложно. Миллер настаивал на том, что мне нужен перерыв, возможность провести целый день с ним выпадает редко, и за нее нужно цепляться обеими руками. Только я не настолько наивна, чтобы думать, будто это единственная причина.

Миллер смотрит на меня с едва заметным подбадриванием во взгляде.

— Сходи наверх, прими душ.

— Ладно, — говорю я неохотно, понимая, что мне в любом случае придется оставить Миллера самому разбираться с бабушкой. Его настойчивость утром в квартире, будто у меня нет времени принимать душ, теперь имеет смысл. Это дает ему идеальную возможность поговорить с Нан наедине, пока меня не будет рядом.

— Иди, — подбодряет он меня ласково. — Я буду здесь.

Я киваю, покусывая губу, и совсем не тороплюсь оставлять их. На самом деле, я бы хотела развернуться и убежать, забрав Миллера с собой. Нан едва заметно кивает мне головой, таков ее способ сказать «катись отсюда

». Это неизбежно, но если бы Миллер сам не выразил своего желания принести извинения, я бы сейчас не поднималась по лестнице черепашьим шагом, оставляя их поговорить. Я во всех подробностях рассказала Миллеру о нашем с бабушкой разговоре прошлой ночью, и он искренне улыбался, когда я поведала ему о том, что бабуля сказала мне об особой любви. Но бабуля не знает всех отвратительных подробностей, и так все и должно оставаться.

Достигнув верхней ступеньки, я оборачиваюсь: оба смотрят на меня, не готовые начать беседу, пока я нахожусь в зоне слышимости. Бабушка — настоящий авторитет, а мой педантичный, великолепный Миллер светится уважением. Потрясающий вид.

— Пошевеливайся, — говорит Миллер, широко улыбаясь. Он что, находит мое беспокойство забавным? Закатывая глаза и раздраженно вздыхая, прихожу к выводу, что ничего не могу сделать.

Захожу в ванную и в рекордное время принимаю душ. Вода холодная, но я не готова ждать, пока она станет более сносной, и кондиционер едва касается моих волос, а я его уже смываю. В голове куча всего для раздумий, мысли неприятные и беспокоящие, но они стираются от мысли о Нан, которая тычет пальцем в лицо Миллера, задавая свои хитрые вопросы, на которые, я надеюсь, Миллер найдет способ не отвечать.