Одна среди людей

С какой стороны придет Иван, я не знала. Адрес его дома мне не был известен, а посему я смотрела по сторонам, переминаясь с ноги на ногу и кутаясь в свою тоненькую шаль, иногда отгоняя комаров. Вдали что-то треснуло. Я заметила темную фигуру в поле. Та быстро приближалась. Никак Иван! Он ловко забрался на пригорок и, опустившись на колени, прильнул к моим ногам.

– Я ждал почти год, – заговорил он, запыхавшимся голосом, – благодарю тебя, благодарю! – Иван вытянулся пружиной, обхватил мое лицо руками и прильнул к губам. Я ощутила вкус и запах алкоголя. Не этого ждала я, совсем не этого… Хотела было попятиться назад, но его хватка была столь крепка, что я не могла и пошевелиться. А может, и могла, но желание мое оказалось не столь сильным. Его горячие руки обжигали лицо, губы опьяняли. Минута сомнений развеялась, и я упала в объятия Ивана. Его горячность и страсть, с которой он целовал мои руки, были так свежи, так желаемы мной на протяжении столь долгого времени, что, вскоре осмелев, я ответила ему тем же. Он схватил меня за талию, повалил на землю и прильнул всем телом. Казалось, Иван обезумел от страсти. Алкоголь подливал огня его чувствам, и он начал меня раздевать.

Слегка оторопев, на этот раз я схватила его руку в попытке остановить, и он, чутко чувствующий меня и понимавший без слов, только и сказал:

– Вы ведь написали записку не просто так. Мой дом далеко, я шел пешком часа два, вам не вернуться будет засветло. Здесь и больше нигде. Возможно, нам не представится больше случая оказаться наедине. Решайтесь, мадам!

И я решилась. Молилась о зачатии ребенка. Отдаваясь Ивану телом, в голове мелькало «лишь бы забеременеть для Джона». О, как я этого хотела! Иван успел познать искусство любви и одаривал меня им во всей полноте. Давно не встречала я столь умудренных опытом любовников, но делать ему комплимент решилась лишь своими ласками. Он не подал виду, что удивлен, но вскоре упал в траву полностью изможденный. Еще и еще. Я хотела этого. Шансы забеременеть с первого раза всегда малы, нужно больше. Я пустила в ход все уловки, все приемы, что успела узнать за свою долгую жизнь, и Ивану не оставалось ничего, как подчиниться зову страсти.

Вдали забрезжил рассвет. Пора идти, пока не прокричали первые петухи.

Ивана я оставила спящим на краю леса, а сама что было сил помчалась домой. Все еще было темно. Рассвет только разгорался. Видел ли кто меня из прислуги? Знать наверняка я не могла. Прокравшись в спальню, я застала Джона спящим. Долго всматривалась в его лицо, думая, что, быть может, уже ношу под сердцем ребенка. Потом легла и забылась крепким сном. Утром меня разбудила служанка, Джон к тому времени уехал на фабрику как обычно, а я, как и подобает леди, поехала играть в лаун-теннис. Все было так, словно ничего не случилось – ни записки, ни встречи в лесу.

С нетерпением я ждала дня, когда будет понятно, беременна я или нет. Сердце ускоряло свой бег, когда я сидела среди яблонь, когда читала, когда ехала куда– то в экипаже, когда слушала чью-то игру на фортепиано или скрипке, когда… смотрела на Джона и мысленно молилась. Время, казалось, замерло, издеваясь надо мной.

Джон стал хуже есть. Иногда по его виду я понимала, что ночью он не спал. Минуты любви случались все реже… Так долго находиться в напряжении, в которое загнал себя Джон, нельзя.

– Если детей не будет, будет ли смысл жизни? – он смотрел на меня заплаканными глазами, словно просил о помощи, спасении и беззвучно вопрошал: «За что нам все это? Почему мы, а не кто-то другой?» – Чувствую, что Бог отвернулся от нас. Хотя нет… Ты все так же цветешь… – Он слегка дотронулся до моих волос. – В чем смысл нашего существования? Зачем мы здесь?

Мы стояли на веранде. Заходящее солнце светило последними кроваво-красными лучами, что проникали в наш маленький и уже совсем не уютный мир сквозь ветви садовых яблонь. Розоватое пятно скользнуло по когда-то ровно белой балке, обнажив теперь на ней трещины. Облупившаяся краска завивалась узкими полосками, образуя кудряшки. Прежде я не замечала этих мелочей, но теперь вдруг разглядела увядание во всей его красе. То здесь, то там ржавые гвозди вылезли из балок и изгибались в поклоне, наклоняя шляпки, чуть поодаль от входной лестницы отцвели лилии, сбросив ненужные лепестки, как кожу, под ноги. Шелест листьев, шлепок, и на лужайке оказалось еще одно яблоко. Яблоки… где гнилые, где белесые от плесени, а где поклеванные птицами, сплели грязно-черный узор прямо перед главным входом. Никому не нужные, они были отвергнуты и зияли коричнево-белыми пятнами. Где я была, что не видела этого уродства? А вслух солгала:

– Смысл есть всегда. Хочешь уехать?

– Не знаю. Странное чувство. Вроде бы я занят и все устроено, ты нашла для себя общество, но… мы потеряли главное – радость жизни. Будто что-то выскользнуло невидимое из рук и его уж не найти… Понимаешь? – Джон смотрел куда-то вдаль…

– Милый Джон, ты губишь себя… У нас будут дети, обещаю… – он не дал договорить, и в его голосе я услышала нотки разочарования.