Кроме того, я боюсь, что Джимми забудет, как я предупреждала его не подъезжать близко к дому, потому что Бутси спит очень чутко, к тому же окна ее спальни выходят именно на аллею. Джимми, конечно, очень красивый, и с ним весело, но иногда я немного сомневаюсь, достаточно ли он умен. Например, в прошлом году, на праздник Четвертого июля[27]
, он запускал фейерверк, держа его в руке, и ему оторвало полпальца. Конечно, Джимми тогда был под мухой, но я не представляю, сколько нужно выпить, чтобы забыть использовать мозги.Спальня Бутси, как я уже говорила, выходит прямо на нашу подъездную дорожку, так что ей сразу видно, кто приехал. Она часто говорит, что, когда я закончу колледж и вернусь домой, это будет моя спальня. И большая, страшная, черная кровать тоже будет моя. Я буду спать в ней по ночам, а днем она и дядя Эммет будут учить меня, как сажать хлопок, как вести хозяйство, как заполнять бухгалтерские книги… Стоит ли говорить, что я никогда особенно не хотела разбираться в подобных вещах и сейчас тоже не хочу.
Разумеется, я не могла сказать Бутси ни об этом, ни о том, что вовсе не хочу в колледж. Зато теперь это совершенно не важно. Она видела, как я собираю вещи, и решила, что я готовлюсь ехать в колледж (Бутси хотела отвезти меня завтра). Надеюсь, она не слишком удивится, когда увидит, что моя комната пуста, и прочтет записку, в которой я написала ей, что уезжаю навсегда.
Ага! Кажется, я слышу шум мотора. Пора. Будущее ждет. Оно зовет меня, лежит передо мной тысячью дорог, и единственное, что я знаю точно, – так это то, что сюда я не вернусь очень долго.
Быть может, вообще никогда.
Глава 21
Тетя Луиза хмурилась, разглядывая мои накрашенные губы и нарумяненные щеки, но сдаваться я не собиралась. Сара Бет запретила мне появляться на приеме у Хитменов без косметики и даже сама одолжила мне кое-что из своих запасов, сказав, мол, если я не накрашусь, то буду сливаться с обоями и меня никто не заметит. Я думаю, на самом деле ей просто не хотелось краснеть за меня перед друзьями и знакомыми родителей, которые сплошь очень важные шишки и все как один одеваются современно и модно. Некоторые и вовсе должны были приехать из само́й столицы штата – Джексона!
Моя тетя тем временем расхаживала вокруг меня, держа наготове носовой платок, чтобы, улучив момент, стереть с моего лица хотя бы румяна.
– Ты очень красива от природы, Аделаида! Не представляю, зачем тебе понадобилось прятать свою красоту под слоем краски!
Я взглянула на себя в зеркало – на свои светло-рыжие волосы, которые мне наконец-то разрешили завить, и на легкие мазки румян на скулах, отчего мои зеленые глаза засверкали, точно два настоящих изумруда. Возможно, впрочем, они блестели оттого, что я постоянно думала, как буду до самого утра танцевать с Джоном. Более яркие губы делали меня старше, придавая мне вид почти взрослой женщины, к тому же я надеялась, что они помогут отвлечь внимание гостей от подола моего платья, которое лично мне казалось прискорбно длинным. Да-да, несмотря на все мои просьбы и увещевания, мое платье было именно такой длины, какую тетя Луиза считала подобающей для девушки из порядочной семьи. Иными словами, оно лишь слегка приоткрывало мои лодыжки. Впрочем, мне, пожалуй, следует быть довольной, что она хотя бы не заставила меня надеть кринолин и корсет.
– Ты готова, кузина? – спросил Уилли, заглядывая в дверь. Его волосы были расчесаны на косой пробор и назад и уложены с помощью фиксатуара, чтобы скрыть вечно торчащий вихор на затылке. Уилли был в черном смокинге, галстуке-бабочке и белом жилете, и я не могла не признать, что выглядит он очень и очень неплохо.
Увидев меня, Уилли присвистнул.
– Вот это да, Ади! Выглядишь просто сногсшибательно!.. Только не говори Саре Бет, что я это сказал. – Он подмигнул. – Я слышал, Хитмены установили в саду отдельный павильон для молодежи. Там будет своя танцевальная площадка и свой негритянский оркестр, который исполняет самую современную музыку. Наверное, Сара Бет сказала родителям, что так принято в Джексоне, и, конечно, миссис Хитмен пришлось пригласить оркестр и заказать павильон.
Уилли улыбнулся и поглядел на наручные часы, которые Сара Бет подарила ему на его последний день рождения. Она купила их у Пикока, а Джон помог выбрать самую лучшую, самую надежную и качественную модель. Правда, моя подруга всегда больше любила блестящие безделушки, но я заметила, что с недавних пор ей стали нравиться вещи более солидные и дорогие. Как-то я спросила Сару Бет – почему, и она ответила с важным видом, мол, искусство – вечно, поэтому не может быть по-настоящему красивым то, что уже завтра отправится на помойку. Единственное исключение – цветы, добавила она, но, наверное, Сара сказала так только потому, что я была ее близкой подругой и очень гордилась цветами, которые росли в моем саду.