Однажды мы придем за тобой

Барака и Апистия оказались «многостаночниками». Барака преподавал «основы технологий», Апистия — медико-биологические аспекты, также каждый из них отвечал за нашу физическую и «специальную» подготовку — последняя являлась наукой о том, как выжить самому и угробить другого выживающего. Кроме того, эта парочка отвечала за наше, как они выразились, совершенствование.

После занятий я пошел в столовую, где и встретил Нааме.

— Ты сильно голоден? — спросила она. — Просто я думала перекусить на… в другом месте. Там, куда мы летим.

— А куда мы летим? — спросил я.

— Секрет, — рассмеялась она. От вчерашней подавленности и следа не осталось. — Надеюсь, ты не передумал?

— С вами я полечу куда угодно, хоть в глубины шеола.

— Ловлю тебя на слове, — улыбнулась она. — Не исключено, что и там придется побывать. Но не сейчас.

Мы взяли «Изиду», я виртуозно (говорю без ложной скромности) вывел ее из нашего маленького подледного мира, и тогда Нааме взяла меня за руку и спросила:

— Помнишь, я обещала, что ты увидишь звезды?

— Помню, — кивнул я.

— Знаешь, как подняться на орбиту? — задала она новый вопрос.

Пока Нааме не спрашивала, я не знал, а тут — словно что-то щелкнуло у меня в памяти, и руки сами затанцевали среди голограмм. Я с восторгом смотрел, как мы проходим высокую облачность, как прямо на дневном небе вспыхивают звезды, а голубое одеяло нашей родной атмосферы сменяет бархатная чернота вечной космической ночи…

Прямо как в моем сне.

— Туда. — Нааме указала на едва заметную звездочку над атмосферным горизонтом.

Вскоре я уже мог невооруженным глазом разглядеть нашу цель — огромный дискообразный объект размером с хороший стадион олимпийского класса. С двух сторон от диска отходили довольно большие конструкции, вероятно, двигательные пилоны, к которым было пришвартовано по два шаттла с каждой стороны.

— Что это? — спросил я. — Никогда не слышал ни о чем подобном.

— Наш маленький секрет, — улыбнулась Нааме. — Орбитальная станция «Левиафан». Оборудована аналогично арктической базе, только намного лучше.

— Ух ты! — изумился я. — Красота!

— Восхищаться потом будешь. Сначала пришвартуйся и перед тем, как выходить, повяжи под подбородок косынку.

— Зачем? — удивился я.

— Чтобы челюсть постоянно не подбирать, — ответила Нааме, смеясь. Обожаю ее смех…

Я видел лишь малую часть станции, но и этого оказалось достаточно. У меня перехватывало дух — на фоне этого даже орбитальные и лунные поселения США, России, Китая и ЕС выглядели архаичными. А у «Изиды» оказалось еще двеннадцать братьев и сестер — не считая четырех хищных гигантских «птичек», которых Нааме называла «хэллрейдерами».

Мы познакомились с небольшим экипажем корабля, сплошь состоящим из андроидов, осмотрели медблок, инженерно-производственный комплекс, лаборатории… наконец вышли на панорамную палубу в «носовой» части станции. Панорамная палуба имела сплошное остекление спереди, а по форме напоминала чечевицу. Здесь было несколько невысоких деревьев и кустов, в самом же центре — круглое озерцо вроде котелка, врытого в палубу.

Пока я глазел на космос через панорамные окна, Нааме разложила на траве покрывало и достала из корзиночки всякую снедь, два бокала и архаичную бутылку с шампанским.

— Иди сюда, — пригласила она. — Хватит уже глядеть в небо, насмотришься еще!

— Когда? — спросил я, без особых сожалений отвернувшись от панорамы звездного неба к Нааме.

— Не твое дело знать времена и сроки, — ответила она весело. — Умеешь открывать шампанское?

…Бутылку я не без труда, но вскрыл — видел, как это делается. Разлил по бокалам, с непривычки попав на покрывало.

— За вас, — сказал я. — И за Проект.

— За нас, — поправила она меня.

Мы выпили, после чего Нааме взяла яблоко.

— Настоящие фрукты теперь такая редкость, — сообщила она. — Я имею в виду — из открытого грунта, а не с фабрик-ферм.

— То же самое я могу сказать обо всем, — пожал плечами я. — Но мы в Израиле выросли на синтетических продуктах. Если бы не продукция кибуцев, мы бы голодали.

— Понимаю, — сказала Нааме, протягивая мне надкушенное яблоко, — попробуй, если, конечно, не брезгуешь.

Я взял яблоко и укусил там, где остался след ее зубов. Действительно, с кибуцевским не сравнить — сочное, медово-сладкое…

— У меня еще есть финики и клубника, — предложила Нааме. — Угощайся, все настоящее.

— Боже, представляю, сколько все это стоит, — сказал я. — Мне даже неудобно…

Нааме рассмеялась:

— Бракиэль, твой костюм стоит столько, что на эти деньги можно купить рефрижератор настоящей клубники. Но ты его носишь и не стесняешься…

Она задумалась, а потом расстегнула верхний крючок:

— Кстати, раз уж мы здесь, может, поплаваем?

Я покраснел:

— Но я не взял…

Она вновь приложила руку к моим губам:

— Я тоже. Какая разница? Мы одни, даже андроиды сюда не заходят. Или ты меня стесняешься?

Я не ответил и стал расстегивать свой костюм…

* * *

Мы сидели на бортике искусственного озерца в костюмах Адама и Хавы, и я обнимал Нааме, чувствуя ее прохладную, гладкую, как мрамор, кожу рукой, боком, бедром…

— И были они оба нагими, — процитировала Нааме, — и не стыдились…

Она заглянула мне в глаза: