Однажды мы придем за тобой

С момента моего первого появления здесь комната преобразилась. Пол теперь покрывал спертый со склада отеля огромный ардебильский ковер, по которому приятно ходить босиком; столов стало два, второй занимали швейная машинка и гончарный круг. Еще был платяной шкаф, в котором я хранила ткани, пуговицы и прочее необходимое. Над обоими столами появились две полки, на которых стояли, сидели и лежали мои дети — восковые куклы.

Конечно, я не смогла бы долго хранить в тайне свое новое увлечение, поскольку мне требовались материалы — прежде всего воск, много воска. Но, к моему удивлению, Ирина Филиппусис это занятие внезапно одобрила. По ее мнению, рукоделие и скульптура развивали мелкую моторику, являясь чем-то вроде особого вида медитации. Так что теперь у меня появилась возможность «отмазываться» от периодически возникавшего у матери назойливого желания пообщаться дежурной фразой: «Я ваяю/шью, не отвлекай, пожалуйста, меня от созерцания превращения хаоса в гармонию». Матушка велась на это, к тому же я не врала — увлекшись созданием фигурок из воска, я даже стала меньше времени проводить в Интернете.

Более того — когда я ваяла, то впадала в какое-то медитативное состояние, отрешаясь от мира и сосредотачиваясь только на том, чего касались мои руки. Иногда мне казалось, что я схожу с ума — под пальцами ощущался не воск, но живая плоть, мне даже казалось, что я улавливаю сердцебиение маленьких фигурок.

Может быть, потому, что изначально я хотела создать нечто вроде куклы вуду — естественно, моей матери. Что бы я с ней делала, не знаю, вряд ли колола бы иголками. Когда я стала лепить, меня словно вело нечто, как будто не я, а кто-то иной творил, взяв меня в руки, как инструмент. Первой я вылепила собственную фигуру, которую вовсе не задумывала. Обрадовавшись тому, насколько похоже получилось, я бросилась созидать.

Я изваяла восемь фигур, включая собственную, но ни одна из них не была Ириной. Девятым стал почему-то младенец — пупс, месяцев шести от роду. В моих куклах никогда не было «упрощения» — я очень подробно вырезала все анатомические подробности, вплоть до родинок. Правда, у меня были проблемы с материалом для изготовления волос, так что все фигуры вышли лысыми, что, впрочем, не делало их менее привлекательными. Окончательно запутавшись, я полезла в Интернет, чтобы понять, почему я могу лепить прекрасные фигурки неизвестных мне людей, а хорошо известную мать — не могу.

На одном из ресурсов нашлась интересная информация. Оказалось, настоящие куклы для черной мессы отличаются от кукол вуду, в частности, тем, что они значительно больше, в рост того, кого изображают. Может, именно в этом все дело, решила я и принялась ваять вновь.

Воска у меня нашлось много, чего не скажешь о материалах для одежды, но я наловчилась: например, кукле, которую я назвала Байкер, я сшила кожанку из дерюги, покрытой несколькими слоями черного лака, и даже сработала мотоцикл из баночек из-под соевой пасты и прочего хлама. Но теперь мне предстояло изготовить одежду на куклу с меня ростом, и это было проблемой.

Решив отложить проблему на потом, я увлеченно принялась за работу. Мой старый гончарный круг для этого был не совсем пригоден, и мне приходилось ваять фигуру по частям, соединяя их на сбитом мной самой каркасе. Вскоре еще безликая, но уже обладающая приятными формами скульптура стояла посреди комнаты, а я поняла, что опять просчиталась — новая работа напоминала Ирину, как гвоздь панихиду.

И все-таки я не могла ни бросить работать, ни даже изменить что-то. Сила, превышающая мою собственную, тащила меня, как гидроцикл кайтера. И я продолжила ваять, убирая и добавляя, добавляя и убирая…

Осталось совсем немного — сделать зрачки, доработать ноздри, может, губы. Вскоре незнакомая мне молодая и очень привлекательная женщина должна ожить, потому что все мои работы, обретая глаза, оживали. Я даже не беспокоилась об этом, а уже думала над тем, из чего сделать одежду. Потребуется чертовски много материала.

Зайдя в комнату, я закончила работу, исправила некоторые огрехи и в который раз пожалела, что мне неоткуда взять даже самого паршивого парика — без волос Немезис было плохо. Окинув свое творение пристальным взглядом, я обратила внимание на то, что наметила, но не закончила венку на щиколотке девушки. Опустившись на колени, я осторожно провела пальцами в нужном месте. Раньше я подогревала воск с помощью старой плойки, но потом поняла, что этого не нужно, достаточно тепла моих рук.

Закончив с венкой, я проверила другую щиколотку, а потом посмотрела на свое творение сверху вниз.

— Хотела бы я, чтобы ты ожила, — сказала я Немезис. — Как в том мифе о Галатее. Жаль, что у меня нет знакомой Афродиты под боком…

Внезапно мне стало чертовски грустно. Какая там Афродита! У меня даже не было того, кому бы я могла показать Немезис. Конечно, я выложу ее фото на БЖД-ресурсах…