Однажды на Диком Западе - На всех хватит. Колдуны и капуста. …И вся федеральная конница. День револьвера

Как и следовало ждать, подобная «просьба» возымела строго противоположное действие – тролль, размахнувшись, отвесил шерифу «шлепок» по заду, после которого Шарго взлетел вверх и скрылся из доступного мне поля зрения. Парой секунд позже раздался громкий треск и настоящий взрыв ругани, причем ругались, минимум пятеро – сам шериф и те, в чью яму он так «удачно» приземлился.

– Билли, как всегда, в репертуаре, – негромко хихикнули слева. – Надеюсь, в картах ему повезет не больше.

– В картах? – удивился я.

– Конечно, – судя по тону, дарко была удивлена моим незнанием ничуть не меньше. – Это все знают…

– Вычти из этих всех меня.

– Покер. Боевой вождь троллей Трой всегда играет с пленными несколько партий в покер. Выигравший получает жизнь и свободу, сыгравший вничью – быструю и легкую смерть.

– И как, многим посчастливилось?

– Я слышала о пятерых. Сколько было проигравших, известно Трою да чертям в вашей преисподней. Факт, что тролль великолепно играет в покер, – добавила Сальватано и, помолчав, спросила: – Хочешь сказать, не знал этого?

– Нет, откуда. Я же новичок в Пограничье.

– Тогда почему ты сдался, а не пустил себе пулю в лоб? Или ты не знал и того, что делают зеленые с попавшими к ним в лапы?!

Честный ответ на этот вопрос звучал как «все сдались и я за ними». Однако выставлять себя таким глупцом не хотелось. Даже когда твой собеседник имеет очень мало шансов увидеть следующий закат. Как, впрочем, и ты сам.

– Знал, конечно. Но церковь запрещает самоубийство…

По ту сторону решетки тихо фыркнули.

– Когда дело касается зеленых, об этой заповеди даже священники забывают. Или ты из этих… святых подвижников, что стараются быть праведнее самого папы римского, а револьвер – так, для красоты носишь?

– Вот еще, скажешь… Я – простой парень из Кентукки, только и всего. Просто… я подумал – пока живешь, надежда всегда остается. А для покойника уже все кончено. Где-то так.

– Чувствуется, у тебя мало знакомых некромантов, – заметила дарко. – А не то бы ты пел совсем другие песни.

– С пением у меня всегда было неважно. Даже в церковный хор не взяли.

– В остальном ты был сущим пай-мальчиком? – бледное пятно за решеткой придвинулось ближе. – Маленький провинциальный городок, где все знают друг друга, воскресная школа, проповеди, на которых так скучно и тянет в сон…

– Ты так говоришь, будто сама росла в таком городке…

– Говорю, потому что у меня не было такого детства, – сухо произнесла Линда. – И не могло быть.

«Ну, попробуй, – вспомнил я слова Толстяка, – вообразить себя негром, нет, лучше негритянкой».

Наверное, вообразить детство темного эльфа не стоит даже пытаться. Если оно у них вообще бывает.

– и-и-и-голодная-я-несчастная-я-я-я…

Костлявая гончая выла очень старательно – словно тролли пообещали ей полтуши бизона за хороший концерт.

– Боишься?

– А?

– Я спросила, боишься ли ты, – повторила дарко.

– Боюсь?! Ну… да… наверно.

– Неплохо сказано для постояльца троллиного погреба. «Да, наверно».

– А-а… к чему был вопрос?

– У меня хорошее обоняние.

– По мне, так ты просто красавица, – сказал я, ничуть не кривя душой. – В самом деле.

И мысленно добавил: красотой дикой кошки. Последние дни мне просто невероятно «везло» на таких женщин. Линда, Лисса, Венга… впрочем, вампирку я считал скорее девочкой, хоть и более опасной, чем остальных вместе взятых. Тот еще набор. Будь я мормоном… остался бы холостяком. По крайней мере, пока не встречу простую, обычную женщину – без длинных или мохнатых ушей, отрастающих клыков, хвостов и прочего, не предусмотренного для дочерей Евы инвентаря.

– Обоняние, а не обаяние, Кейн. Или, говоря проще, чутье. Не такое хорошее, как у Марти или твоей подружки-оборотня, но заметно лучше среднего человеческого. А страх – он тоже имеет запах. Вот, к примеру, наш дружок шериф боялся. Хоть и не показывал виду, но внутри трясся мелкой дрожью, всю яму своею трусостью провонял. Ты же… – Сальватано усмехнулась, – последний раз мылся два или три дня назад, но вот страхом не пахнешь, разве что самую малость. А ведь по всем канонам должен был бы сейчас умирать от ужаса.

– А чем пахнешь ты?

Вопрос я задал, почти не задумавшись – вернее, задумался в тот момент я совсем над другим.

– «Сон королевы» от мсье Кудрея.

– Это заклинание такое?

– Можно сказать и так… ведь фраза «парижский парфюм» тебе тоже незнакома?

– Не знаю насчет парижского, – буркнул я, – а кельнской водичкой наш цирюльник, мистер Фарбух, благоухал с утра до вечера. Так что после полудня к нему разве что проезжие заходили, а горожане – ни ногой.

* * *

– Насчет страха… – нарушил я тишину. – Думаю, тут дело в том, что я устал бояться. Просто перегорел. А видела бы ты меня, когда я только сошел с поезда… тогда-то страхом наверняка несло за милю. Ну и любопытством – башкой я вертел по сторонам так, что ветер поднимался. Как же иначе – это ведь Пограничье, то самое… с орками, гоблинами, Дикой Магией.

– Романтический флёр.