Однажды ночью в августе

Минутная стрелка неумолимо приближалась к двенадцати часам, и Мария изо всех сил пыталась сдержать слезы. Она успела выйти за ворота тюрьмы, прежде чем дала волю чувствам. Никто даже не взглянул на женщину, которая тихо плакала на улице. За пределами тюремных стен это было обычным делом.

Следующего свидания придется ждать целый месяц. Связаться с Андреасом иным способом не получится. Ее воображение рисовало жуткие картины того, что могло произойти с ним…

Николаос же и в этом вопросе оставался прагматичным.

– Мария, если бы случилось что-то плохое, то они, я уверен, непременно известили бы его ближайших родственников и Александрос сообщил бы тебе. Можешь в этом не сомневаться.

– Но… – попыталась было возразить Мария.

– Пожалуйста, постарайся так сильно не переживать, – мягко сказал Николаос. – Ты все равно ничего не можешь сделать. А месяц пролетит незаметно, вот увидишь.

В конце месяца Мария вместе с Софией приехали навестить Мегалос-Паппуса. Мария не обмолвилась о том, что Андреас не явился на их последнюю встречу. На нетерпеливые вопросы старика она вежливо отвечала, что не успела толком поговорить с его сыном, и надеялась, что больше ее не станут расспрашивать. Перед уходом она заверила Александроса, что в следующий раз постарается приехать в тюрьму пораньше и подольше побеседовать с Андреасом.

Мария не могла дождаться предстоящего визита к своему зятю – весь месяц она не переставала думать об Андреасе.

В этот раз он пришел на свидание, и она была бесконечно ему рада. Хотя ей показалось, что Андреас выглядит еще более изможденным и похудевшим, чем обычно. Он подтвердил, что действительно был болен – провалялся в медицинском изоляторе с подозрением на холеру бог знает сколько, так что потерял счет дням.

Как всегда, время в комнате для свиданий летело незаметно, а Мария так хотела рассказать Андреасу, что его отец теперь знает о ее визитах к нему.

– Я говорила твоему отцу о наших с тобой встречах, – начала было она. Но по-видимому, сказала это недостаточно громко: Андреас не расслышал и ей пришлось повторить сказанное. Однако и во второй раз собеседник ее не понял, поэтому Мария решила сформулировать свою мысль иначе: – Недавно я навещала Александроса…

Андреас встрепенулся при звуке знакомого имени и подался вперед.

– Ты ходила к Александросу? Моему отцу? – решил уточнить он.

– Да. И я рассказала ему о наших встречах. Думаю, ему следует об этом знать.

Отсутствие какой-либо поддержки со стороны отца и потеря родительской любви для Андреаса стали бо́льшим испытанием, чем пожизненное заключение. И Элефтерия, и Александрос прежде боготворили своего единственного сына, и с самого рождения он был окружен их заботой и обожанием. Однако события той августовской ночи перекрыли этот, как ему казалось, бесконечный источник любви и поддержки. Когда Андреас получил письмо от сестры, в котором сообщалось о смерти их матери, у него не осталось сомнений: он повинен не только в смерти Анны, но и в смерти Элефтерии. «Ты разбил сердце матери, Андреас, и нанес своему отцу не одну, а две смертельные раны», – писала Ольга. Ее слова, словно нож, пронзили тогда сердце Андреаса, и спустя два года эта рана по-прежнему кровоточила.

– Что он ответил тебе на это? Мария, скажи мне, что он тебе ответил? – Андреас всегда хотел первым делом узнать новости об отце, но на сей раз не скрывал нетерпения.

– Он спросил, как ты, каково тебе здесь… Он стал спрашивать обо всем, что обычно интересует человека в подобном случае.

– Он не рассердился на тебя за то, что ты навещаешь меня?

– Вовсе нет, Андреас. Скорее, наоборот.

Облегчение, которое Андреас испытал, услышав ответ Марии, ясно читалось в его глазах. Женщина никогда прежде не видела в них такого блеска. Возможно, на глаза Андреаса навернулись слезы, однако она не заметила, чтобы он плакал.

В этот раз Мария покинула комнату для свиданий одной из последних. Впервые она уходила отсюда с таким легким сердцем.

Вскоре Мария отправилась к Александросу Вандулакису вместе с Софией и Николаосом. Старик очень любил беседовать с доктором Киритсисом, а София, как всегда, ни на секунду не отходила от своего верного Буцефала. Это был чудесный день.

– Когда немного подрастешь, – сказал дед своей маленькой внучке, – сможешь кататься на настоящей лошади.

– Глупый Паппус, – возразила София, занятая в этот момент расчесыванием гривы своего скакуна, – это и есть настоящая лошадь.

Взрослые проводили время за приятной беседой. Николаос рассказал Александросу о своей последней конференции и о новостях из больницы.

Улучив момент, когда София не могла их слышать, Мария поведала старику о своем визите к Андреасу.

– Мне показалось, он обрадовался, когда узнал, что вы в курсе наших с ним встреч, – сказала она.

Александрос на мгновение задумался.

– В следующий раз, когда поедешь туда, – наконец медленно произнес он, – пожалуйста, скажи ему, что я по-прежнему его люблю.

Мария возликовала, услышав эти слова. Она надеялась, что Николаос тоже их слышал. Ей было важно, чтобы ее муж понимал, почему теперь визиты к Андреасу стали так значимы для нее.