Однажды разбитое сердце

Эванджелина недоумевала, как ей раньше не пришло в голову взглянуть туда. Теперь, когда она знала, где искать, Аполлона и его своеобразную позу было невозможно не заметить. Принц разместился на деревянном балконе, расположенном высоко на дереве, дерзко перевалившись через перила.

Он создавал образ удалого принца, разодетого в оттенки вина и дерева и увенчанного золотой короной в форме переплетающихся оленьих рогов. С такого расстояния она не могла рассмотреть все его черты, но заметила, как Аполлон, вальяжно развалившись на перилах, с предельной сосредоточенностью смотрел вниз, словно отчаянно искал любовь всей своей жизни. Он выглядел так, как будто позировал для портрета. Нет…

Он и впрямь позировал для портрета!

Эванджелина заметила еще один балкон, скрытый среди деревьев на другой стороне поляны. Там художник лихорадочными взмахами кисти запечатлевал драматическую позу принца.

– Ты должна увидеть Аполлона, когда на улице потеплеет, – пробормотала девушка рядом с ней. – Он всегда принимает такие позы, только без рубашки.

– Он часто так делает?

Незнакомка энергично закивала.

– Было довольно занятно наблюдать, как его младший брат, Тиберий, насмехается над ним, пуская из лука стрелы или выпуская на него стадо котят.

– Думаю, мне бы понравилось это зрелище.

– Это было фантастически. Тиберия, увы, здесь нет. – Девушка вздохнула. – Месяцы назад у принцев произошла размолвка. Тиберий исчез на несколько недель, и никто не знал, куда он направился, но после своего возвращения избегает большинства мероприятий.

– Что… – По шее Эванджелины пробежал холодок, заставив ее напрочь позабыть о том, что она собиралась сказать дальше, вместо этого в голове крутилось лишь одно имя. «Джекс»

.

Она не знала, откуда ей знакома причина внезапно возникшего холода, но она готова была поставить собственную жизнь на то, что Принц Сердец только что явился на вечер.

13

«Не оборачивайся».

«Не оборачивайся».

«Не…»

Эванджелина собиралась взглянуть лишь одним глазком. Просто чтобы убедиться, что он действительно здесь, что покалывающий кожу незримый холод не был вызван каким-нибудь невидимым призраком или дуновением ветра.

Первым делом ее взгляд устремился к арке. Джекс едва пересек ее, и туман, окутывающий лес снаружи, по-прежнему цеплялся за пряжки его сапог, пока он пересекал поляну.

Холод, ударивший в затылок Эванджелины, растекался вниз по шее и декольте. «Что он здесь забыл?»

С тех пор как она видела его в последний раз, Джекс сменил цвет волос на поразительный темно-синий оттенок. Если бы острые черты лица не были столь выделяющимися, Эванджелина, возможно, не узнала бы его настолько быстро. Но даже лицо его выглядело холоднее, чем раньше. Губы бога Судьбы превратились в две зловещие складки, глаза стали ледяными, а идеальная кожа – еще более мраморной, чем ей запомнилась, – бледной, гладкой и непроницаемой.

В церкви еще присутствовал намек на извращенную игривость, которая смягчала некоторые его безжалостные черты. Но все исчезло. Он чего-то лишился с тех пор, как она видела его в последний раз: будто раньше в нем была частица человечности, а теперь не осталось и ее. Теперь он был Мойрой целиком и полностью, и Эванджелине нужно было позаботиться о том, чтобы бог не обнаружил ее.

– А-а, ты заметила лорда Джекса.

Эванджелина резко повернулась к своей новой подруге.

– Он доверенное лицо Аполлона, – поведала девушка. – Но он не поможет завоевать принца.

– Я… он просто показался мне знакомым, – пролепетала Эванджелина. И она старалась, действительно старалась не смотреть на него снова.

Их предыдущая с Джексом встреча завершилась тем, что он ушел, когда она обернулась в камень. Эванджелина не хотела знать, на что еще он может обречь ее, если заметит. Но сейчас она была подобна приливу, притягиваемому необъятной силой луны. Неудивительно, что волны постоянно разбивались; они, должно быть, ненавидели это притяжение так же сильно, как и она.

Когда она обернулась, Джекс все еще пробирался сквозь толпу, всем видом показывая хладнокровность, грациозность и безразличие. Вместо традиционного камзола на нем была свободная рубашка из серого льна, брюки цвета воронова крыла и грубые кожаные сапоги такого же темного оттенка, что и подбитая мехом накидка, небрежно наброшенная на одно из его расправленных плеч. Он не выглядел так, словно явился на празднество, – даже пуговицы на его рубашке были не все застегнуты, – но завладел вниманием не только Эванджелины. Люди отворачивались от Аполлона, развалившегося на перилах балкона, чтобы просто понаблюдать за тем, как Джекс бесцеремонно игнорирует всех, кто пытается с ним заговорить.

Никто, казалось, не боялся его так, как следовало бы. Никто не вздрагивал, не бледнел и не спасался бегством. Эванджелина так и не узнала, в какие именно неприятности угодил Джекс во время Недели Террора, но с тех пор, по всей видимости, решил скрывать свою истинную суть. Здесь он был просто молодым наглым аристократом с безжалостным лицом и правой рукой принца.