Однажды в Африке…

Воровство я на время заброшу,Чтоб с тобой, моя крошка, побыть.Любоваться твоей красотою,Про колымскую жизнь позабыть.

Африканская ущербная луна выпуталась из гущи ветвей высокого хлопкового дерева на соседней улице и все больше наливалась светом, когда Комлеву с помощью племянника хозяина и черного слуги удалось свести Леху вниз и вывести из дверей на относительную прохладу улицы. Леха настаивал на том, что он ничуть не пьян и готов продолжать общение до утра.

— Леха, не забывай, что тебя ждет шеф, — сказал Комлев с небрежной дружественностью, хотевший вначале сказать, что он его ждет с докладом. Он мало сомневался в том, что визит был запланирован. Но для чего?

Сигнальное и весьма значимое слово «шеф» возымело свое действие в Лехином затуманенном мозгу, и было заметно, что он весь внутренне подобрался, насколько это было возможно в его состоянии.

Остановить такси в Лилонгве труда не составляло. Племянник хозяина проинструктировал водителя на лулими, Леху успешно запихнули внутрь, и машина понеслась в центр города к высокому пятизвездочному отелю «Нью-Африка».

Комлев почему-то надеялся услышать от пьяного Лехи нечто сочувственное, вроде: «Братан, тебя кинули, как последнего фраера», — но ничего подобного он от него не слыхал. Но и своей истории он ему не рассказал.

Комлев явился в банк, чувствуя себя лазутчиком на неприятельской территории. Ему надо было снять немного денег с тающего, как свечной огарок, счета, но не закрывать его совсем. Комлев надеялся, что он ему еще понадобится. Черноусый клерк-азиат в рубашке такой белизны, что она слепила глаза, и в черном галстуке, взглянул на него внимательно, когда прочел его фамилию на чеке, и Комлеву показалось, что он незаметно нажал на какую-то сигнальную кнопку. Иначе как было объяснить, что у кассы через минуту оказался Фергюссон.

На этот раз смотрел на Комлева почти сочувственно, как смотрят на поверженного в поединке противника.

— Я вас надолго не задержу. Дело в том, что у нас побывал некто из этого самого Интертранса со своим, судя по виду и манерам, телохранителем. Такой, знаете, верзила с татуированными руками. По-английски не говорит. Вы их, вероятно, знаете.

— Не имею представления, кто они, — сухо ответил Комлев.

Он чувствовал, что Фергюссон ему не поверит, а ему не хотелось делиться с ним своими соображениями.

— Нас пытались склонить к снятию ареста с их счета, намекая на то, что это будет небескорыстно. Пока шла беседа, обоих визитеров проверили, но в списках Интерпола они не значились. Я надеюсь, что вы, мистер Комлев, попали в эту компанию случайно. Мы такие случаи знаем.

Комлеву говорить не хотелось, да и сказать было нечего. Он только подумал о том, знал обо всем этом Вьюнов с самого начала или нет? Можно даже допустить, что и не знал. За хорошую сумму пообещал найти подходящую кандидатуру для поездки и нашел. Продал, одним словом, на вывоз в дальние края. И, возможно, без возвращения домой.

— Лично против вас у меня ничего нет, — настаивал заместитель управляющего банком.

«Да, они любят повторять это nothing personal, „ничего личного“, — думал в это время Комлев. — Набьют морду, а потом скажут это с любезной улыбкой. Западная культура, нам пока еще недоступная». Но он не удержался и спросил:

— А эти двое, они здесь надолго?

Фергюссон взглянул на него понимающе.

— Мы уже запрашивали соответствующее ведомство, и нам пошли навстречу. Срок пребывания им сократили до трех дней, а потом они отбывают в соседнюю страну.

«Это хуже, — подумал Комлев. — Чем дальше они будут отсюда, тем для меня спокойнее». Он наскоро попрощался и вышел на улицу, где горячий ветер шевелил жесткие листья молодых пальм, посаженных вдоль фасада банка.

Когда Комлев вернулся в гостиницу, хозяйский племянник протянул ему бумажку с телефонным номером.

— Просили позвонить, сэр. Это из «Нью-Африки». По номеру видно.

«Что им теперь от меня нужно?» — с какой-то усталой настороженностью размышлял Комлев, стоя под тепловатым душем в углу своего номера, задернутого занавеской из пленки. Вода здесь, видимо, всегда была одной температуры: не холодная и не горячая. «Лучший для меня вариант при встрече с этой парочкой — могут дать мне денег на возвращение домой. Худший — можно только догадываться. Но бандиты денег не дают, они только отбирают. А потом, зачем я им нужен в России? Чтобы свидетельствовать против них и Вьюнова тоже? Да им же лучше, чтобы я здесь остался надолго, а то и навсегда. И чтобы был нем как могила. А еще лучше, чтобы в ней же и оказался».

Утром, когда он выходил из гостиницы, ему сказали, что к нему хотел зайти какой-то африканец.

— Мфумо? — обрадовался Комлев. — Так в чем же дело?

— Мфумо мы хорошо знаем, — с готовностью отозвался молодой черный клерк с пробором в коротких волосах, стоявший за конторкой. Он, видимо, вернулся из отпуска, и Комлев уже его пару раз видел. — Тот, кто хотел к вам зайти, нам совершенно неизвестен, но хозяину и мне он показался подозрительным.