Однажды в Африке…

Ритуал приемов пищи, заведенный капитаном Форбсом, как-то незаметно сошел на нет. А заключался он, в частности, в следующем. Все усаживались вместе за стол, включая и механика Рамгулама Шастри, который, как известно, не ел ни мяса, ни рыбы. Входил капитан, все вставали и приступали к еде. Муго же в столовую не ходил, так как предпочитал, чтобы ему еду приносили в каюту. Кроме того, выяснились и его некоторые гастрономические пристрастия. Больше всего он, оказывается, любил весьма пряное блюдо из мяса, картофеля и фасоли, запивая его парой бутылок пива. К отсутствию за столом этого условного капитана быстро привыкли, и каждый стал приходить и садиться за стол в удобное для него время. Кок и буфетчик эту практику явно не одобряли, так как затягивалось их пребывание на рабочем месте. Комлев решил, что он, как старший по должности, отведет под прием пищи ровно час, и после этого камбуз должен был закрываться. Он надеялся, что механик Шастри его поддержит. А Муго он вообще не будет ставить в известность, как будто его и нет на судне.

«Лоала» продолжала двигаться вниз по реке, вспенивая ударами плиц желтоватую воду, и пока в пути, как про себя называл это Комлев, «нештатных» ситуаций не возникало.

Но с Муго стали происходить какие-то перемены. Вначале он был вполне доволен своим положением. Во время хода он уже не утруждал себя восхождением на капитанский мостик (трап был высок и довольно крут), он сидел в своей каюте люкс, официантки из бара приносили ему время от времени пиво, и он иногда их подолгу держал у себя. Но Нолина к нему, кажется, не носила пиво, видимо, она была не в его вкусе или же грубила ему, что на нее было похоже. Проходя случайно мимо Комлева, она бросала на него нелюбезно-обиженный взгляд, ибо он, как она считала, ее совершенно незаслуженно отверг. Комлев не замечал, собираются ли теперь по вечерам матросы на баке для своих песенных импровизаций и приплясывания под удары маленького барабана. О чем бы они сейчас пели?

Когда подходили к пристани, Муго все же поднимался на мостик, но не для того, чтобы проследить за швартовкой, как это делал Форбс, а чтобы просто покрасоваться на мостике, сияя пуговицами и золотом шевронов на рукавах. Потом он спускался на причал, здоровался за руку со знакомыми, и их было всегда много. Встречали его и накрашенные, ярко наряженные женщины, он их неизменно обнимал и иногда звучно шлепал ниже талии. Одну из них он провел к себе, и она прокатилась с ним пару пристаней и сошла утром на причале уже третьей пристани. Казалось, для Муго настала необременная ничем жизнь, и ему оставалось только ею наслаждаться. Но Комлев стал замечать следы недовольства на его пухлом лице, а в его выпуклых глазах мелькало нечто обиженное, как у ребенка, которого лишили обещанного подарка. Видимо, он с запоздалой уязвленностью стал осознавать свою ненужность на пароходе, понимая, что даже распоследний палубный матрос, босой, в синей рабочей рубахе и шортах, знает, что ему надо делать и что у него есть свои рабочие часы и часы отдыха. А вот у него, капитана Муго, оказывается, нет ни того, ни другого. Муго нуждался в самоутверждении, а такие, как он, подозревал Комлев, могут делать это только за счет других. «Вот скоро он начнет ко всем придираться и ко мне в первую очередь как к белому, — мрачно думал Комлев. — А мне надо доработать хотя бы до первой зарплаты. Я даже точно еще не знаю, какая она теперь у меня будет. И еще надо будет выяснить, сколько стоит самый недорогой билет на самолет».

Комлев никогда не стучался в каюту Муго и тем более не входил в нее, опасаясь наткнуться на какую-нибудь сцену, которая могла бы с наглядной отчетливостью высветить какие-нибудь пикантные подробности времяпрепровождения обитателя каюты люкс. Самыми невинными для обозрения были бы картины пивных кутежей (до более крепких напитков Муго еще не добрался) или игры в карты, тоже на пиво, с Кабоко. Комлев пока держался в отношениях с Муго в рамках натянутой учтивости, но не знал, насколько ее хватит. Первоначальная же приветливость Муго с некоторым оттенком виноватой угодливости («я вовсе не напрашивался к вам сюда капитаном, меня прислали») уже почти улетучилась.