Одноглазый Сильвер, страшный разбойник с острова Фельсланда

И вдобавок ко всему, появилась Мику-Пака. Порру не была отшельницей, но покой и возможность побыть одной до сих пор ценила больше всего в жизни. А лошадка Мику-Пака начала с того, что, едва прибыв, всю ночь рыла копытом землю. Для Порру такое поведение было совершенно непривычно, и за всю ночь она ни разу не решилась высунуть нос из-под камня.

— Невероятно! — сказала утром Марианна. — Противная жаба под крыльцом совсем с ума сошла — она вырыла у крыльца яму.

Это была самая несправедливая клевета. Затаив дыхание, Порру ждала, что лошадь восстановит истину. Но Мику-Пака даже не заржала. А это было еще несправедливее клеветы.

— Ничего не остается — надо искать новую квартиру! — вздохнула Порру. — Несмотря на то, что свою подкрылечную прохладу я не променяла бы ни на один уголок сада.

Но, к величайшей радости Порру, ее решение было преждевременно.

Новая соседка оказалась в высшей степени милой и любезной.

— Она просто не поняла бы меня! — при первой же возможности объяснила лошадка свое вынужденное молчание. — От всего сердца прошу вас извинить меня.

— Это вполне правдоподобное объяснение, и я с удовольствием извиняю вас, — охотно согласилась Порру.

— Вообще я заметила, что они очень многого не понимают, даже о такой очевидной вещи, как красота, они имеют довольно смутное представление.

С тех пор соседи нередко коротали вдвоем вечерние часы, наслаждаясь приятной и полезной для расширения кругозора беседой о житье-бытье Прибрежной усадьбы.

— Очень они все-таки странные, эти люди, — рассуждала жаба Порру. — Например, самый длинный из них, тот, в соломенной шляпе, часто собирает дождевых червей.

Признаю, он делает это мастерски, но я ни разу не видела, чтобы он съел хоть одного из них. Он нанизывает их — вы представляете! — на проволочные крючки и, как рассказывают, носит в море мокнуть.

— Это называется рыбачить, — заметила Мику-Пака.

— Интересно, конечно, — в свою очередь заметила Порру. — Но я, простите пожалуйста, никак не в состоянии понять, зачем червей, прежде чем съесть, надо размачивать или рыбачить?! Наоборот — чем они свежее, тем вкуснее!

— Знаете, — сказала Мику-Пака, таинственно понизив голос. — У меня лично о еде очень неопределенное представление. Я наблюдаю окружающее и вижу: будь то человек, или жаба, как вы, почтенная соседка, или, скажем, улитка, или муравей — все только и делают, что едят. А я сама — представьте себе — еще ни разу ничего не съела и не испытываю в этом никакой потребности. Вы понимаете?

— Понимаю, — кивнула Порру. — Прекрасно понимаю!

— Иногда это беспокоит меня, — призналась Мику-Пака. — Ужасно беспокоит.

— Совершенно напрасно! — успокоила Порру соседку. — Это все потому, что — извините меня за откровенность — вы деревянная лошадь.

— Деревянная?! — фыркнула Мику-Пака. — Как это понимать?

— А так и понимать, любезная соседка. Вы просто произошли от дерева. И если уж высказаться до конца, то от сосны. От соснового дерева.

— А разве не все лошади происходят от деревьев? — удивилась лошадка.

— О нет! — с легким превосходством разъяснила умудренная жизненным опытом Порру. — Большинство их происходит от лошадей. — И добавила не без гордости: — Вот как я, например, произошла от жабы.

— Поразительно, — воскликнула лошадка Мику-Пака, — просто поразительно! Я, пожалуй, до этого никогда не додумалась бы! — Она никак не могла оправиться от удивления. — Если вы позволите, я сразу же это обдумаю.

Понемногу губа Мику-Паки все более и более отвисала. И ее гордая шея опускалась.

— Скажите мне, — лошадка взглянула жабе прямо в глаза, но в ее собственных глазах был какой-то болезненный блеск, — скажите мне откровенно, любезная соседка, почему вы извинились, когда сказали, что я деревянная лошадь? Может быть, это как-то… неполноценно… быть деревянной лошадью?

— Как раз наоборот! — успокоила ее соседка. — Совсем наоборот, поверьте!

— Нет, любезная соседка! — уныло вздохнула Мику-Пака, и ее голова опустилась еще ниже. — Я не верю вам! Вы говорите мне не всю правду: от великой доброты, от своего высокого жабьего происхождения вы просто стараетесь меня утешить.

— Любезная соседка, будьте же благоразумны! — взмолилась жаба Порру в полном замешательстве. — Каждый встречный может вам подтвердить честным словом: деревянные лошади вызывают гораздо больше почтения, чем лошади лошадиного происхождения! К тому же мне самой однажды представилась счастливая возможность познакомиться с резиновой лягушкой, и я сразу заметила, что к ней относятся с гораздо большим интересом и участием, чем к лягушкам лягушачьего происхождения.

Во всяком случае, ее-то уж никто не называл противной. О, нет. Ею даже восхищались, хотя во имя истины следует сказать, что, по сравнению с лягушками лягушачьего происхождения, она была просто жалкой подделкой, и, по-моему, отличалась удивительно примитивной конструкцией.