Одноглазый Сильвер, страшный разбойник с острова Фельсланда

Страшный разбойник ходит на цыпочках. Попугай Плинт бранится. Одноглазый Сильвер зажигает одну сигарету от другой. Кто-то считает, что ему безумно повезло. «Курс, следи за курсом!» Похоже, что море раскинулось не на месте. Рамапура. Попугай Плинт бушует. Одноглазому Сильверу не помешало бы зеркало. Буковая дощечка.

Прибрежная усадьба выглядела так, будто наступила генеральная уборка. Вся домашняя утварь была вытащена на двор, двери и окна распахнуты настежь.

Марианна, подоткнув юбку, скребла полы. На пол было уже вылито такое количество воды, которое обычно потреблялось за год, но Марианна считала, что этого все еще недостаточно. Дело в том, что ничто на свете не вызывало у нее такого отвращения, как червяки. Она их просто ненавидела. И хотя близился уже полдень, но Марианна все еще была зеленой с лица и к ее горлу время от времени подступала тошнота.

Одноглазый Сильвер, перекинув через плечо коромысло, сновал между домом и колодцем. Он был похож на загнанную лошадь, но ходил на цыпочках, потому что попугаю Плинту досталось от Марианны шваброй, лошадке Мику-Паке — ногой.

Морской сундук прямо-таки вылетел за порог, Катрианна и Мальвина исчезли с глаз Марианны — они забрались в самый дальний уголок сада и играли в дождевых червей. А домовой Тыну, как и положено домовому, спал сладким сном далеко за домом, в зарослях можжевельника.

Он казался очень удрученным и расстроенным, как всякий специалист, которому не разрешают работать по специальности. Дело в том, что ему здорово влетело от Белопуза. Хотя к третьим петухам домовой успел все сорок девять ведер дождевых червей закопать под можжевельником, но благодарности за это не последовало, а последовал новый приказ хозяина: оставаться в можжевельнике, чтобы из драгоценного сокровища не пропало ни червячонка. Сторожить вплоть до нового распоряжения и — точка!

— Марианна! — сказал Одноглазый Сильвер и поставил ведра на пол. — Марианна!

Марианна молчала.

Одноглазый Сильвер повесил коромысло на плечи и отправился к колодцу.

— Марианна, — снова сказал Одноглазый Сильвер. — Марианна, я не галерный раб!

Марианна молчала.

— Марианна, не забывай, что я Одноглазый Сильвер, страшный разбойник.

Марианна и бровью не повела. Но глаза ее метали молнии.

— Черти и преисподняя! — сказал Одноглазый Сильвер. — Черти и преисподняя! — И опять взялся за коромысло.

— Вноси вещи, — сказала наконец Марианна.

Обычно в это время в Прибрежной усадьбе кончали обедать. Но когда в этот день дело все-таки дошло до обеда, страшный пират демонстративно уселся на свой морской сундук.

— Черти и преисподняя! — ворчал он себе в бороду и дымил сигаретой. — Черти и преисподняя! Ни маковой росинки, прежде чем… Ни маковой росинки! — Плинт, черт возьми! Плинт, старина Плинт, мой верный попугай, где же ты?

— Пр-р-реисподняя! — прохрипел ужасно оскорбленный попугай. — Прреисподняя! — С громким шумом он вылез из-за печной трубы и уселся на плечо Одноглазого Сильвера. — Прреисподняя, прреисподняя, Сильвер!

— Истинная правда, старина Плинт! — проворчал не менее оскорбленный Одноглазый Сильвер и ласково погладил измазанные сажей перья попугая. — Жизнь в Прибрежной усадьбе становится хуже, чем в Мирмагонских соляных копях, черти и преисподняя! Только одно может нас примирить с бестолковой Прибрежной усадьбой, только одно, старина Плинт. Ты понимаешь, что я подразумеваю, Плинт?

— Черрти и прреисподняя — рррому! — прокаркал попугай.

— Точно — бутылка порториканского рома единственное, что может нас примирить, Плинт, черти и преисподняя! — решительно заявил страшный пират. — Сейчас же, ни минуты не медля, отправимся и выкопаем из земли наш ром! — Он встал и открыл крышку матросского сундука. — Выкопаем наш ром, старина Плинт, будь эта карта еще более путаным кроссвордом, чем она есть!..

Одноглазый Сильвер вдруг словно язык прикусил, склонясь над сундуком; держа в руках шкатулку, он не мог вымолвить ни слова. Попугай Плинт на его плече вытянул шею.

Оба словно окаменели в драматической позе и, не отрываясь, смотрели на шкатулку в руке Одноглазого Сильвера. Затем оба медленно повернули друг к другу головы и обменялись изумленными взглядами.

Шкатулка была пуста.

Пуста!

— М-м-м, — промычал пират.

Попугай начал браниться, как извозчик.

— М-м-м, — промычал пират и основательно перерыл сундучок. Все было на месте, все, кроме единственной и самой важной, вещи — карты.

— М-м-м, — промычал страшный разбойник страшным голосом и тяжело опустился на крышку сундука.

Он окутался таким густым облаком дыма, что попугай на его плече закряхтел и закашлялся.