Одолень-трава

Ну ладно, пусть так. У тебя есть веские оправдания. Мама при сыне денно и нощно, а у отца работа такая, что не дает возможности быть с сыном более-менее постоянно. Командировки командировками, но и когда он находится в Москве, времени у него всегда в обрез. То дежурство по номеру, то срочный материал на злобу дня, то еще что. Пообедать в урочный час и то, бывает, времени не находится. Постоянно надо держать себя как бы в состоянии мобилизационной готовности.

Все так. Сюда можно и добавить, что отец на хорошем счету в редакции, о нем отзываются как о способном, умеющем «ухватывать» острые жизненные проблемы журналисте, недаром на его очерки и статьи приходят сотни читательских откликов.

Все так. Но если на одной чаше весов хороший журналист, а на другой плохой отец — какая чаша должна перетягивать? Да, конечно, идеальное сочетание — хороший журналист и хороший отец. Но оно, наверное, возможно при другом идеальном сочетании: в воспитании сына мать и отец дудят в одну дуду. Если же дудки разные и слышна чаще лишь одна из них — под эту дудку сын и научится шагать.

Отец ездил в командировки по стране с большой охотой, за проблемные статьи брался с таким энтузиазмом, что на время забывал все на свете. Но, может, стоило в какие-то командировки не уезжать, какую-то статью не написать, «пропустить» или отдать тему товарищу? Может быть, стоило? Цена все же довольно высокая: твой сын! Тогда бы он твою дудочку слышал почаще, и шаг у парня выработался бы более твердый. Тогда бы и полоса отчуждения сокращалась, а то и вовсе исчезла.

Ты этого не сделал. Ты сдал свои позиции без боя, смирился с безраздельной властью над сыном его любящей мамы. Да еще и ждал в последнее время, когда сын пойдет через полосу отчуждения тебе навстречу, вместо того чтобы пробиваться к нему самому. Вот и получилось, что ты «пропустил» сына. Хороший, пишущий о серьезных вещах, в том числе и о воспитании молодежи, журналист для собственного сына оказался плохим отцом… Что может быть горше этого?!

Восточная мудрость гласит: нет лучше памятника отцу на земле, чем его сын. Но пусть не родится такой сын, который по дороге любви своей к родной земле не сделает шага дальше отца…

Тебе остается теперь всю жизнь казниться, что твой сын не смог, не успел сделать своего шага любви к родной земле. Он лишь сделал, как сейчас узналось, шаг навстречу к тебе, и это пребудет и вечным укором тебе, и твоим единственным утешением…

4

Нина Васильевна осунулась, постарела. Николай Сергеевич часто заставал ее с покрасневшими, заплаканными глазами. И куда девался ее цепкий, всевидящий взгляд. Человек вроде бы на тебя смотрит, а тебя не видит, ничего вокруг не замечает.

Она продолжала исполнять свои домашние обязанности с обычной аккуратностью. Но в этом уже не было прежнего воодушевления, все делалось скорее по привычке, по давно заведенному порядку. Да и все же какое-то отвлечение от тягостных переживаний, от растравляющих душу картин прощания с сыном, которые еще были свежи и стояли в глазах, не уходили из памяти.

Раньше некоторые стычки с женой из-за Вадима, когда Нина Васильевна особенно упрямо отстаивала свою, нередко абсурдную, точку зрения, вызывали у Николая Сергеевича раздражение и даже неприязнь, близкую к враждебности. Теперь ему было просто жаль эту убитую горем, потерявшую смысл своей жизни женщину. Да и вообще, можно ли строго судить человека, которому бог не дал ни большого ума, ни каких других талантов, а наделил лишь одним любящим сердцем?!

Она, надо думать, и в книгах читала, и так слышала, к каким печальным последствиям часто приводит слепая материнская любовь. Сколько никчемных бездельников и законченных эгоистов она взлелеяла! Сколько убежденных потребителей вырастила, которые умеют от всех и вся брать, но не умеют, потому что не приучены, что-то кому-то давать, с кем-то делиться… Она определенно об этом и читала, и слышала. Однако была уверена, что к ней самой это не имеет отношения. Это — про кого-то, а не про нее…

Любящее сердце, наверное, так устроено, что ему надо постоянно изливать на кого-то свою любовь. Не стало Вадима, и Нина Васильевна теперь вдвойне заботливо опекает Дементия. Правда, парень рано утром уходит и поздно возвращается, проводя дни на занятиях, а вечера в библиотеках. Но как бы поздно он ни приходил, его всегда ждет готовый ужин. Если Нина Васильевна еще на ногах, то кормит сама. Если же не дождалась и легла спать, оставляет записку, в которой подробно объясняет, что и где взять.

Просиживать вдвоем с Ниной Васильевной целые вечера было для Николая Сергеевича нелегким делом. Но и оставлять жену в ее нынешнем состоянии одну в пустой квартире он тоже не мог. Если у него в жизни была и осталась работа, то у Нины Васильевны после гибели Вадима ничего и никого на всем белом свете не осталось. Разве что Вика, Вадимова жена, ждущая  е г о  ребенка. Вику она по-прежнему время от времени навещает.