Одри Хепберн - биография

«Пряди волос должны быть уложены то так, то этак, – описывал он сам свою работу над Элизой, – ресницы то длиннее, то короче; нужно подобрать брошь или брелок». Кьюкор, которого страшно давил Джек Л. Уорнер, не собирался рисковать – все должно перепроверяться и необходимо делать запасные дубли «на всякий случай». Одри требовала черный экран, чтобы eё не отвлекали никакие передвижения за пределами съемочной площадки. Всем участникам было запрещено входить в поле eё зрения не только при съемке, но и во время репетиций. На дверь бунгало с гримерной Одри прибили табличку: «Без разрешения не входить!» Здание обнесли невысоким забором, будто бы для того, чтобы eё собачка никуда не могла убежать.

Вдобавок, Рекс Харрисон пытался на ней «сорвать» свое дурное настроение, укоряя примерно в таком же стиле, в каком Хиггинс наставляет Элизу. Это и неудивительно: ведь Лернер и Лоу, работая над образом профессора фонетики в своем мюзикле, под прототипом подразумевали Харрисона. Он отказался подавать ей реплики, когда снимали eё крупным планом. Эту задачу взял на себя ассистент режиссёpа, что, по-видимому, объясняет незначительное, но заметное утрирование в некоторых диалогах Одри.

Мел бывал на съемках «Моей прекрасной леди», но работавшие над фильмом люди обратили внимание на то, что Одри не желала обсуждать с супругом планы, касавшиеся их совместной работы. Мел был занят в фильме «Секс и одинокая девушка». Не первый год он обдумывал экранизацию книги Дж. М. Барри «Питер Пэн». Роль Питера в ней должна была играть Одри.

Роль же капитана Хука он предназначал для Питера Селлерса. (Селлерс сделался мировой знаменитостью, снявшись вместе с Софи Лорен в фильме «Миллионерша».) Узнав об этом замысле, Уолт Дисней, снявший десятью годами ранее мультфильм по «Питеру Пэну», заявил, что права на любой римейк принадлежат ему, и проект Мела провалился. Одри не суждено было научиться летать. Ну, что ж, может быть, в таком случае она неплохо будет смотреться на троне? Мел объявил во всеуслышание о том, что будет снимать «гигант» стоимостью в пять миллионов долларов о покровительнице Колумба королеве Изабелле. Однако и этот проект также лопнул. Между мужем и женой возникало все нарастающее напряжение. Одри потеряла самообладание из-за недосыпания и потери в весе. Раз или два она набрасывалась на своего фотографа, но столь же быстро, как выходила из себя, начинала просить прощения у оскорбленного ею сотрудника. «Одни люди „взрывные“, а другие – нет, – сказала она. – Говорят, что вредно все хранить в себе, но если вы выплескиваете это наружу, то потом вам приходится перед всеми извиняться… Мне кажется, что я должна свои эмоции выпускать через уши».

Напряжение актрисы спадало по мере того, как Элиза начинала приобретать манеры настоящей леди. Переход в высшее общество сделал Одри красивее и спокойнее. В прошлое ушел и тот стиль прически, на котором настаивал Сесиль Битон. Он считал, что она типична для девушек из рабочей среды. А Одри была убеждена, что такая прическа делала eё лицо eщё более квадратным. Битон потребовал, чтобы eё походка сохраняла следы прошлого Элизы. Он привязал актрисе на икры специальные грузики, которые напоминали Одри, что нужно ходить шаркая, словно eё героиня идет по булыжной мостовой, а не по роскошной гостиной. Успешно «овладев» манерами и произношением людей светского круга, Одри с радостью вернулась к своей обычной походке, осанке и манерам. Когда eё одевали в бальное платье Элизы, она выглядела не просто леди – она казалась настоящей принцессой.

В своем алабастрово-белом «императорском» платье, с волосами, забранными;в кокарду из прихотливо переплетенных локонов, держащихся на бриллиантовой заколке, с бриллиантовым ожерельем на длинной шее и руками (худоба которых вызывала eё смущение всякий раз, когда их приходилось обнажать) в длинных белых, шелковых перчатках, заходивших ей за локоть, Одри появилась на съемочной площадке в сопровождении Рекса Харрисона и Уилфрида Хайда Уайта, игравшего роль полковника Пикеринга. И все внезапно замерло. Все статисты в бальной зале выстроились в ряд, с ожиданием взирая на входную дверь. Вышла Одри – и аплодисменты заставили eё остановиться. Возникло странное ощущение, вспоминал Битон, что «маленькая принцесса из „Римских каникул“ стала королевой».