Одуванчики в инее

– Если будешь гнаться за ней, ты ее больше не увидишь, – поведал он мне учительским тоном. – Надо радоваться тому, что ты ее вообще рассмотрел.

– Рассмотрел? – переспросил я. – Она не особо-то маленькая, чтобы ее не заметить. И вообще, что это все значит?! Мирон рассказал мне в больнице про лошадь, катающуюся в лифте, но я… Я не думал, что…

– Наверное, она тоже ходит в гости к Ляльке Кукаразовой, – перебил меня Василек, и взгляд его вдруг наполнился надеждой. – Может же так быть?!

Я все более дивился и, должно быть, смотрел на него довольно тупо.

– Ну, может же?! – вцепился Василек мне в руку. – Пусть это будет гость, которого я нашел. Мой гость! Я тоже что-то отгадал и узнал, видишь? Может же так быть?!

Я медленно кивнул.

– Может, конечно, – пробормотал я. – Что же ей тут еще делать?

Василек улыбнулся в весь свой беззубый рот. Лицо его озарило неподдельное счастье. Я откашлялся.

– Скажи, а кроме нас кто-нибудь видел эту лошадь?

– Не-а! – довольно доложил мне Василек. – Только ты и я!

– Но Мирон откуда-то знал про нее…

– Ну да, я ему рассказал, – смутился Василек. – Не надо было?

Я повел плечами. Что-то я ничего уже не понимал.

– Да нет, все нормально. Я просто думаю…

Василек снова засиял. Подумав, я стряхнул с себя все преждевременные мысли и потрепал его по голове. Он сразу спохватился и снова нахлобучил свой дуршлаг.

– Думаю, что все просто прекрасно! – сказал я бодро. – Скажи всем, что сегодня вечером мы наконец снова встретимся на чердаке. С одеялами. Должно быть, там холодно.

– Э-ге-гей! – раздалось оглушающее ликование и эхом понеслось по подъезду, отражаясь от чугунной лифтовой клетки и просачиваясь в трещины вековых стен. А на улице крупными хлопьями пошел снег.

– Воробей! – крикнула, захлебнувшись воздухом, Гаврюшка и крепко обвила меня своими упругими руками. Ее волосы щекотали мне щеку и нос, и я в некоторой растерянности похлопал ее по спине. Она тут же отпрянула, отошла на целый шаг назад и покраснела. Неспокойное полыхание свечей отражалось в ее влажных глазах.

– Ты жив, – сказала она, неловко улыбаясь.

– Жив, – отозвался я машинально.

Я не знал, почему чувствовал себя так странно, и был рад, когда на меня набросились Макарон с Пантиком. «Неужели, неужели это признак взросления?» – тревожно думал я, пока они теребили меня и стучали мне по плечам. «Неужели я уже не могу просто взять и обнять друга, все равно кого – мальчишку или девчонку?»

Я украдкой посматривал на Гаврюшку, но она уселась на диван и упорно смотрела в угол Фрэнка. Слегка лохматые ее волосы были собраны в хвост, а к протертым джинсам она надела красный свитер с белыми оленями и кучу разноцветных фенечек. В принципе она была мальчишкой, одной из нас. Не то что Машка, тайком подкрашивающая себе ресницы перед походом в школу. Гаврюшка была мальчишкой, утешал я себя. Я всмотрелся в ее лицо. «А она ведь довольно симпатичная, – мелькнуло у меня в голове, и я с досадой и ужасом встрепенулся и отвернулся. – Джек, где же ты?»

Я уже был готов расстроиться и пойти грустить домой, как появился Тимофей с огромным, кривоватым пирогом. Ребята уставились на меня в ожидании восторга.

– Это мы все вместе испекли! – поспешил похвастаться Василек, протолкавшийся вперед. – Должно быть, смертельно вкусно!

– Ты что, много с Мироном общался во время моего отсутствия? – рассмеялся я.

– А что тут такого? – мурлыкнул тот самый Мирон, по своему обычаю появившись тихо из неоткуда. – Этот пирог действительно должен быть смертельно прекрасен, и клянусь, что я его и пальцем не коснулся!

Он помахал у меня перед носом своими черными лапами, увешанными цепочками и шнурками.

– Зебры полосатые, вы просто самая лучшая стая на свете, ребята! – воскликнул я, и счастье снова захлестнуло меня теплой волной.

Пирог был уничтожен быстро и начисто. Он оказался на удивление съедобным и даже вполне вкусным. Пироги, как и людей, не стоит оценивать по внешности.

Моих новостей было немного, но письмо и записка Сигимонды произвели на всех неизгладимое впечатление.

– Ты и представить себе не можешь, как кстати сейчас такое вот вдохновение! – радостно захлопал в ладоши Пантик. – А то мы тут совсем скисли и растерялись, пока тебя не было. Какашники отовсюду шныряли и нахально скалились, словно они уже все знают.

Что-то кольнуло у меня под сердцем.

– Может, они что-то и знают, – нехотя процедил я.

– Но Сигимонда обратилась к нам, вернее к тебе, – голосом эльфа пропел Тимофей. – А это значит, что мы на верном пути.

Я обвел его взглядом. Сущность Тимофея была столь неуловима, что его было легко забыть или упустить из виду. Его было принято относить к эфемерным созданиям, по неизвестным причинам снизошедшим до нашей компании. Я почему-то исходил из того, что Тимофей только отчасти заинтересован нашими играми и в свободное время предпочитает улетать в свои прекрасные миры, а не ломать голову над земным. И то, что он высказывал предположения или просто свое мнение, меня всегда слегка ошарашивало. Я решил как можно скорее наведаться к нему в гости.