Офицерский гамбит

– Да это неважно… или, может, в самом деле, давай покрепче, – вдруг попросил он решительно, а затем как-то пристально, с нескрываемым оценивающим взглядом впился в Артеменко. – А ты?! Бизнес? – И тут в глазах его сверкнуло недоброе любопытство.

– Да нет, я тут представляю фонд, который ищет различные российско-украинские проекты, – успокоил его Артеменко, стараясь сглаживать пропасть, которая мгновенно образовалась между ними. – Я всего лишь управляющий, деньги в карманах у других. А ты где обитаешь?

– Да, вижу, и тебе кое-что перепадает, – парировал старый приятель, внимательно оглядывая костюм Артеменко, и опять в глазах у него вспыхнули на миг недобрые искорки, – ну, я тут, на родной земле остался. Не подался за тридевять земель, как некоторые… Это ж сколько мы не виделись?!

И с неимоверным трудом, как будто оба перебрасывали друг другу тяжелый камень, разговор завязался вокруг общего прошлого, словно в поисках объединительной нити. Артеменко все больше поражался: его школьный товарищ выглядел затравленным, он не говорил, а невнятно бормотал, беспокойно водя глазами и пожимая плечами, словно от холода. И только после заказанной Алексеем Сергеевичем водки и холодных закусок Воропаев слегка расслабился и уменьшил глухую оборону. Они поведали друг другу не слишком много о своей жизни, но этой скудной информации москвичу было предостаточно. Артеменко изумлялся тому, как жизнь подмяла под себя провинциала. Сначала совершенно глупо умер отец – он попросту провалился под тонкий, тающий лед во время поздней зимней рыбалки. Товарищи тщетно пытались ему помочь, но лед просто крошился под ними, когда же отыскали длинный шест, отец навсегда ушел под воду. Затем возникла цепная реакция проблем. Непредсказуемая, на нервной почве, хворь сестры, в результате которой она надолго оказалась в психиатрической лечебнице. Наконец, непредвиденный, как злым роком посланный инсульт матери сделал ее на несколько лет недвижимой. Оказавшись глубоко увязшим в трясине житейских проблем, пытаясь заработать денег, Воропаев сначала оставил институт – а ведь соображал в математике и физике лучше всех в классе, – затем испробовал необъятное число профессий. Он уладил все проблемы, похоронил мать, пристроил сестру, женился, завел ребенка, разошелся, опять женился, наконец фильтр неудержимой жизни остановил его на одном из утлых заводиков, где он с утра до вечера точил какие-то детали.

– Но ты, Андрей, все равно молодчина, хорошо смотришься! – решил Артеменко подбодрить бывшего приятеля. – И правильно, что не сдаешься, жизненных сил у тебя всегда хватало на двоих! Помню, как мы в девятом классе с десятиклассниками завелись.

– Да брось ты, – отмахнулся тот и странно осклабился, обнажив желтые, уже явно нездоровые зубы. – Бывал я у вас в России, только ничего хорошего из этого не вышло… – он отчетливо и даже с вызовом подчеркнул «у вас». Это было после третьей рюмки водки. А ведь еще только утро, возвел к небу взгляд Алексей Сергеевич.

– Почему? Ведь я слышал, что очень многие едут из Украины работать в Россию.

Андрей громко фыркнул, затем глубоко вздохнул, и Артеменко не мешал товарищу, не торопил его.

– Работают, в самом деле, многие. Но не многие выдерживают. Либо наши работяги, которые прутся, не подумав, подальше на восток, комаров кормят, либо прессуют их.

– Что значит «прессуют»?

– Ну вот, к примеру, я. Работал в самой Москве, в «Монолите», что многоэтажки клепает. Три месяца поработал, что-то платили, а потом перестали. И следующие полтора я бесплатно на дядю отпахал.

– Почему в суд не подал?

– Да какой, к черту, суд?! Я ж без местной прописки, на птичьих правах. Поимели меня просто и выкинули на свалку, а вместо меня взяли другого, такого же глупого, только помоложе. Но это меня не остановило. Подрядился, значит, в Подмосковье богатеям коттеджи строить. Ох, модно это стало, чтобы с простором, да с отдельным домиком для прислуги. Так еще хуже окончилось… Вместо зарплаты почки отбили, кровью потом мочился. Да тут в долги влез, на лечение назанимал. Вот тебе и славянское братство. Я, правда, слышал, что нашего брата в армию российскую берут, контрактниками. Но поразмыслил и отказался от этой затеи… Еще подохнуть в Чечне за чьи-то бредовые идеи не хватало!

У Артеменко вдруг сжалось сердце.

– Слушай, давай я тебе немного деньгами подсоблю…

– Да ты что?! – В глазах Воропаева была укоризна и боль. Он горделиво поднял голову. – Я тебе просто, как старому другу, поплакался. Мне ни от кого ничего не нужно, руки и ноги, слава богу, есть еще, заработаю. Я просто пообщаться…

– Ладно, извини… Ну тогда давай хоть выпьем за прежнюю нашу дружбу. Чтоб она и дальше сильна была. Я, может, тоже на родину вернусь жить, надоело там тесниться да толпиться…

– Да ладно… – Воропаев не поверил и отмахнулся.

Артеменко и сам не верил в свои слова. Последнее время это с ним нередко случалось, и если раньше он по привычке подкреплял слова убедительными жестами, то теперь осознанно не делал этого. Ему все чаще становилось противно от притворства.