Офицеры-2

Войдя в офис, Кейт сразу направился к факсу и погрузился в просмотр сообщений, полученных в его отсутствие. Через другую дверь в комнату вошел чернокожий слуга. Кейт молча показал ему два пальца. Слуга вышел и снова вернулся, прежде чем его хозяин успел закончить чтение факсов. Он по­ставил перед Ставром и Кейтом по стакану виски со льдом.

— Считаю, что на сегодня все мои обязанности по отношению к вам выполнены, — сказал Кейт, подхо-

дя к столу, возле которого Ставр рухнул в мягкое крес­ло на колесиках.

Кейт сунул руку в один из своих многочисленных карманов, достал перегнутую пополам и стянутую ре­зинкой пачку денег, отсчитал несколько купюр и по­ложил на стол перед Ставром.

— Решите сами, как вам провести сегодняшний вечер. А мне надо заняться делами.

Ставр с интересом посмотрел на деньги.

— Будьте уверены, Кейт, — сказал он, — я потра­чу ваши доллары с максимальным толком. Но я не уве­рен, что бармены, проститутки и водители такси пре­доставят мне чеки, которые вы сможете подколоть к отчету о расходовании наличных сумм.

— На этот счет можете не беспокоиться, — улыб­нулся Кейт. — Вместо чеков я предоставлю фотома­териалы.

— В таком случае я хочу для начала вымыться, по­бриться и сменить одежду. Иначе репортаж не потя­нет на пятьсот долларов.

— Луиш поможет вам решить все проблемы. Он вас побреет, и пострижет, и даже вымоет. Дайте ему денег и объясните, что вы хотите из одежды, Луиш все купит.

Ощущение, которое испытал Ставр, погрузив­шись в ванну, было сравнимо только с оргазмом. Каж­дая пора засасывала воду, как насос. Ему даже пока­залось, что уровень воды в ванне понизился, — тело впитывало ее, как кусок поролона. Через несколько минут мускулы расслабились. Он ушел в бездумное блаженство плода в утробе матери. Прошла целая вечность, прежде чем Ставр поше­велил пальцами ног.

12

Слава богу, прошли те времена, когда достать кир­пич или доски для пола было неразрешимой пробле­мой. Базы ломились от разнообразного строительно­го материала — только плати. А цены были ломовые. Для того чтобы отстроить заново усадьбу лесника, Шу-ракену пришлось бы выложить большую часть денег, полученных за сантильянский контракт.

Правление леспаркхоза предложило Шуракену должность главного лесничего. Такой вариант устра­ивал его со всех точек зрения. Лесничего в леспаркхо-зе не было уже несколько лет. Два поколения семьи прежнего вымерли от пьянства, а внуки, как беспри­зорные щенки, раскатились по свету. Поселковые на­бросились на опустевший, стоящий в лесу на отшибе дом и быстро ободрали его до голого сруба. Когда по колено в снегу Шуракен добрался до заброшенной усадьбы лесника, он увидел почерневший сруб без крыши, с проломами окон. На первый взгляд сруб казался крепким старичиной, которому сноса нет. Но, постучав по бревнам пяткой топора, он понял, что сердцевина превратилась в труху и сруб не разметало только потому, что вековые ели защищают усадьбу от порывов ветра.

Шуракен был не из тех, кто болтается по жизни не пришей кобыле хвост, чем бы он ни занимался, он делал это всерьез. Как главный лесничий, он получил во владение заброшенную усадьбу и начал готовиться

к строительству нового дома. Для деловых поездок он купил в Южном порту «Ниву».

Поселковые заметили, что каждый день эта заля­панная грязью темно-зеленая «Нива» ненадолго ос­танавливается возле «Колоска».

Нинка не забыла обиды. Обслуживая Шуракена, она была с ним подчеркнуто официальна и жестоко неразговорчива. Поселковые тетки ужасно пережива­ли, что Нинка гнобит хорошего мужика, и осуждали за то, что она бог знает что о себе воображает. Факт ежедневной покупки Шуракеном батона хлеба и кол­басы обсуждался наряду с перипетиями мексиканских сериалов.

Шуракен постепенно втягивался в новые дела и заботы. В лесу, как раз между усадьбой и задними дво­рами поселка, он наткнулся на вольер с пятнистыми оленями. Штук семь самок и два рогача-самца, один матерый, другой помоложе, лежали или, разрыв снег, ковыряли копытами мерзлую землю. Любовь к живот­ным у Шуракена, естественно, распространялась в ос­новном на собак и лошадей, тяга к которым у него была наследственной, от прадеда-кучера, прославив­шегося бешеной ездой и знанием своего ремесла. С дикими животными Шуракену сталкиваться не слу­чалось. Даже в Африке их со Ставром занесло в такое место, где непрекращающаяся война разогнала и из­вела все живое. Они видели только тощих свиней и коз, не считая, конечно, змей и скорпионов, но на них дружелюбие Шуракена не распространялось. Олени, рыжеватые, в белых пятнышках, как солнечных бли­ках, сначала показались Шуракену очень красивыми, но, присмотревшись к ним, он понял, что животные истощены до предела. Они тихо стянулись к нему и стояли, отделенные сеткой, как покорные узники, ут­ратившие надежду на милосердие. В их прекрасных темных глазах горел исступленный огонь голода.