Огарок во тьме. Моя жизнь в науке

Можно было бы ожидать, что, достигнув столь многого, он будет почивать на своих многочисленных лаврах. И, если задуматься, лавровый венок прекрасно бы смотрелся на его знаменитой шевелюре. Но как раз почивать на лаврах Стив не стал. Он произвел на свет то, что можно назвать лишь великим шедевром, и при этом перешел в принципиально новую область науки – в историю. “Лучшее в нас” – серьезнейший исторический труд, но, несомненно, труд ученого-естественника. Ученого в самом расцвете. “Лучшее в нас” – не просто ученый шедевр. Это свидетельство надежды и оптимизма. В наши дни надежда и оптимизм очень нужны, и это само по себе должно вызывать подозрения относительно любого человека, который приходит предложить их. Но наши подозрения оказываются подавлены уже самой массой ученого знания. И если “масса знания” вызывает в уме картину тяжелого чтения – в этом-то и ошибка. Книга читается легко и просто. Она прекрасный собеседник, остроумный и забавный – как и ее автор.

Для меня огромная честь, что Атеистический альянс избрал столь блистательного ученого и моего личного кумира в лауреаты премии моего имени.

Если говорить о британской науке, Мартин Рис, в сущности, и есть сильные мира сего: королевский астроном, президент Королевского общества, мастер одного из крупнейших, богатейших и, по мнению некоторых, самого титулованного среди всех колледжей Кембриджа и Оксфорда (по крайней мере, в области точных наук), посвящен в рыцари, возведен в звание пэра. И… лауреат Темплтоновской премии: тут-то и таится загвоздка – грезы о “духовном измерении” не идут на пользу истинной науке.

Учредитель Темплтоновской премии в своей наивной щедрости закрепил правило, по которому она всегда должна превышать Нобелевскую в денежном выражении (но, конечно, ни в чем другом). В первые годы ее вручали откровенно религиозным деятелям – например, матери Терезе и Билли Грэму. Чуть позже черная метка сместилась на ученых, ничего особенного не достигших, но открыто говорящих о своей религиозности. Теперь направление полностью сменилось, и среди недавних лауреатов оказались действительно выдающиеся ученые, не отличающиеся особенной религиозностью, но готовые время от времени обронить очередную духовную “глубокость” и тем самым присыпать религию золотой пылью науки. Яркие тому примеры – Фримен Дайсон и Мартин Рис. Каков будет следующий шаг сделки с дьяволом? Знаменитые атеисты согласятся инсценировать обращение Савла? Образцовым кандидатом кажется Дэн Деннет, породивший само словечко “глубокости”; или, как он как-то раз предложил мне: “Ричард, если у вас когда-нибудь настанут трудные времена… ”

Чем выше значимость ученого, тем выше опасность, что его возьмет в оборот Темплтон. Мартин Рис – поистине великий ученый и очень хороший и приятный человек, и я прошу прощения, если мое отрицательное отношение к Темплтону, высказанное здесь или когда-то в прошлом, воспринимается как направленное на Мартина лично. Я испытываю к нему величайшее уважение и прекрасно понимаю, почему Темплтон охотился за такой яркой звездой, чтобы придать блеска своей неблестящей задумке.