Огюст Ренуар

Отец рассказывал мне известный анекдот о Шоке и Дюма-сыне. Дюма, очень заботившийся о том, чтобы «не отстать от моды», захотел посмотреть коллекцию Шоке. В то время с триумфом шла «Дама с камелиями». Не сомневаясь в том, что его юная слава способна отворить все двери, и не условившись заранее, он явился к Шоке. Коротышка горничная-бретонка усадила посетителя в вестибюле и отнесла его визитную карточку хозяину. Тот хорошо знал другого Дюма, «подлинного», — автора «Трех мушкетеров», и недолюбливал сына, за то что он после смерти отца отказался от наследства, чтобы не платить его долгов, правда, довольно значительных. Шоке будто бы сказал: «Именно отец был прост, как ребенок, а сын — благоразумен по-стариковски. Единственным оправданием „Дамы с камелиями“ было бы заплатить долги „Дамы из Монсоро“. Он предстал перед Дюма-сыном с озабоченным видом, вертя в руках его карточку. „Я прочел на этой карточке имя моего старого друга, Александра Дюма. Он умер. Вы обманщик“. „Помилуйте… я его сын“. — „Разве? Значит, у него был сын?..“»

Ренуар слышал от Шоке другой рассказ про Дюма. Это случилось еще до успеха «Дамы с камелиями». Сын был очень молод. Как-то он без предупреждения зашел в гостиную отца. Тот с увлечением целовался с юной особой, сидевшей голенькой у него на коленях. «Отец, — воскликнул сын, — вы поступаете недостойно!» — «Сын мой, — ответил отец, указывая величественным жестом на дверь, — относитесь с уважением к моим сединам!»

Ренуар жалел, что не знал Дюма-отца ближе. «Что за жизнь он прожил! Подумать только — быть сыном человека, который одновременно оказался наполеоновским генералом и негром, — это развивает воображение!» Он восхищался выправкой черной расы. «Им везет, они еще не забыли, как двигаться. Только они еще умеют носить мундир; Отелло, несомненно, был великолепен! И что за чудесный человек сам старик Дюма! Он, оказывается, плакал в тот день, когда ему пришлось убить Портоса!»

Отец раза два упоминал мне про нижний этаж дома на улице Монсей, где он жил одно время. Было ли это в период улицы Сен-Жорж или до того? Я склоняюсь к первой версии. В те годы скромную квартиру можно было нанять за гроши. Если мотив увлекал Ренуара, он любил находиться с ним «нос к носу». Именно потому он и переселился на улицу Корто, когда писал «Мулен де ла Галетт»^[120] и некоторые монмартрские полотна. Вся его меблировка состояла из тюфяка, который укладывался на пол, стола, одного стула, некрашеного комода и печки для натурщицы. При перемене адреса, он расставался с этим имуществом. Мастерская на улице Сен-Жорж служила постоянным пристанищем, где хранились накапливавшиеся картины. Возможно, он снимал помещение на улице Монсей, чтобы избавиться от многочисленных посетителей, которых приводил к нему брат Эдмон, энергично развивавший свою журналистскую деятельность. Ренуар не любил, чтобы его отвлекали раньше, чем «после сеанса». Вероятно также, что это была пора одного из тех кризисов, «когда я не мог видеть накрахмаленной манишки… вид лакея делал меня больным». Бегство, исчезновение были методом, к которому он часто прибегал, чтобы «не дать себя слопать!»