Огюст Ренуар

Моего дядю погубила мода на дамские костюмы. Она привела к нему дамскую клиентуру, и начались приключения. На каждую измену жена отвечала тем, что проводила еще больше времени на кушетке и съедала еще больше конфет. Это свело ее в могилу. Виктор спустил с красивыми заказчицами все деньги, был вынужден продать дом и вернулся во Францию с сыном. Его здоровье пошатнулось. Икра и водка сделали с ним то, что весенние дожди со снегом и осенние непогоды должны были сделать с его младшим братом. Моя мать поместила Виктора к крестьянам в Эссуа, и он там благополучно прожил несколько лет. Он обожал свою постель и скоро перестал ее покидать. Я хорошо помню его сходство с отцом и огромную, набитую пером красную перину. Дядя Виктор скончался без особых мучений, сопровождаемый сожалением своих хозяев, которые привязались к этому человеку, всласть покуролесившему на своем веку. Мать решила приспособить кузена Эжена к ремеслу. Она поместила его учеником к продавцу холста и подрамников, поставщику Ренуара. Спустя восемь дней коммерсант попросил мать взять от него племянника. То же повторилось у изготовителя рам, у портного, наконец у бакалейщика. Эжен предпочел честно предупредить моих родителей, что всюду будет одно и то же. Еще совсем юным, насмотревшись на свою мать, грациозно полулежащую на кушетке, он торжественно поклялся следовать ее примеру и никогда не работать. Моя мать пыталась его пристыдить. Восемнадцатилетний юноша, здоровый и образованный, обязан зарабатывать на жизнь. Когда на его самолюбие это не подействовало, она решила напугать его нищетой. Он кивал головой, улыбался с милым упрямством, и своим тягучим и несколько гнусавым голосом повторял: «Я поклялся никогда не работать, тетушка, и никогда не стану». Он добавил, что не видит ничего особенно страшного в положении босяка. Исчерпав все доводы, мать неожиданно придумала блестящий выход: военную службу. Не дожидаясь ответа, она поволокла его в казарму Пепиньер и заставила подписать обязательство на пять лет. Он быстро достиг унтер-офицерского звания, но отказался пойти на курсы, почитая офицерское звание несовместимым с принципом организованной лени. Эжен перебрался в колониальные части и прослужил в них, пока не достиг отставного возраста. Ему была обеспечена небольшая, но надежная пенсия. Помимо стычек, высадок и сражений, которые его развлекали, Эжен большую часть времени провел на прокладке дорог в далеких джунглях. Лежа в гамаке и не обращая внимания на стук мотыг и крики подчиненных, он усталым жестом поощрял когорты солдат всех цветов кожи проливать пот во славу западной цивилизации. Солдаты его, впрочем, любили, потому что он никогда не повышал голоса. Эжен не женился, считая, что жена требует расходов, а для этого надо работать. Раз представился соблазнительный случай — он чуть было не женился на вдове. Его пассия принадлежала к племени Центральной Африки, была черной, без всякой примеси, и красива, как кусок мореного дуба. К сожалению, религия не позволяла ей выходить замуж ранее пяти лет после смерти мужа. Эжена перевели в Индокитай до истечения этого срока, и ему пришлось позабыть свою конголезскую Венеру.

Это был очень храбрый человек, причем лень увеличивала его мужество. В хижину, где он жил среди индокитайских зарослей, заползла королевская кобра. Эжен занимал нижнюю часть помещения, кобра поселилась под крышей из пальмовых листьев. «Ничуть не надоедливый сосед; наоборот, с ним ни одной крысы! Я слышал, как они разбегались, когда кобра вечером возвращалась. Она устраивалась между стропилами над моей кроватью. Мы минуточку смотрели друг на друга, и я тушил лампу с рефлектором. Утром мой сожитель отправлялся на охоту, и производимый им шум служил для меня будильником».

Помимо русского и французского Эжен свободно говорил на китайском мандаринском языке, кантонском, аннамитском и нескольких индокитайских диалектах. Когда он вышел в отставку, один из друзей поручил ему представительство крупной фирмы шампанского для всей Сибири. Он очень любил езду на санях. «Когда закутан в дорогие меха, не зябнешь и в дороге отлично спится». Но надо было убеждать клиентов, а это уже работа, что вынудило его отказаться от мысли нажить состояние. В 1914 году, пятидесяти лет, он вступил в ряды колониальных войск и сражался под командованием генерала Манжен. Эжен участвовал в нескольких штыковых атаках и был ранен под Верденом. Я храню до сих пор его военную медаль, самый почетный французский орден, во всяком случае, единственный, который не опошлили.

Меня крестили в церкви Сен-Пьер на Монмартре. Крестным отцом был Жорж Дюран-Рюэль, один из сыновей Поля Дюран-Рюэля. Крестной матерью — шестнадцатилетняя Жанна Бодо. Она была дочерью главного врача Компании западных железных дорог. К великому удивлению родителей, которые оказались в роли курицы, высидевшей утенка, их дочь стала заниматься живописью и восхищалась Ренуаром.

Теперь проникнем в наш дом в Замке Туманов, каким он был при моем рождении.