Оглядываюсь и не сожалею

Вскоре всё прояснилось. В одном из конструкторских бюро по нашему заказу создавали опытный образец гусеничной ленты, предназначенной для ходовой части лунохода, проект которого разрабатывался у нас. Сергей Павлович решил на месте ознакомиться с состоянием дела, ведь это важнейший элемент лунохода, от его надежности зависит слишком многое. Нас привели в лабораторию, в центре комнаты стоял круглый, диаметром около двух метров мини-полигон, а проще говоря обрезанная бочка высотой около полуметра. На дно бочки был насыпан слой какого-то грунта, по своему составу и структуре похожего на лунный грунт, как его в то время представляли ученые. В центре установки находился штырь, на который как на ось был надет рычаг, на другом конце его на катках была закреплена гусеница. Словом, перед нами была половинка модели самоходного шасси будущего лунохода. Включили электропривод, и гусеница побежала по кругу. Все внимательно следили за экспериментом, каждый обращал внимание на то, что его больше всего интересует, задавали вопросы, делали критические замечания. Потом обменивались мнениями, договаривались о плане дальнейших работ. Время пролетело быстро, но результативно. Сергей Павлович высказал удовлетворение, поблагодарил хозяев, и мы отбыли. Поехали на Невский, перекусили где-то на ходу и пошли по предложению Сергея Павловича в Русский музей, к которому он питал особую слабость и старался бывать всегда, когда оказывался в Ленинграде, хотя бы часок. У него там были любимые залы и картины. Он был нашим гидом. Особенно внимательно мы рассматривали картины «Девятый вал», «Гибель Помпеи», «Фрида на празднике в гостях у Посейдона» и все другие жемчужины этого музея. Потом быстро прошли по другим залам, останавливаясь у отдельных полотен, иногда внешне не очень примечательных, но при внимательном рассмотрении они не отпускали от себя. В этом «культпоходе» Сергей Павлович предстал перед нами совсем в ином непривычном ракурсе. Его эрудиция и культура вызывали уважение.

В публикациях, посвященных С. П. Королёву, как правило царит атмосфера постоянного успеха, оптимизма, признания, о чем уже упоминалось вначале. Такой легковесный подход к деятельности Королёва и ко всему делу, которому он и тысячи людей посвятили жизнь, безусловно ошибочен и не имеет ничего общего с действительностью (я уже не говорю о трагическом периоде 1937–1944 годов).

Много в активе Королёва ракетных комплексов, принятых на вооружение и космических объектов, принесших ему и стране заслуженную славу. Но вряд ли знает широкая масса читателей о том тернистом пути, который прошли люди, создавшие эту технику. Ни одна ракета не дошла до финиша, то есть до сдачи ее заказчику, без аварий в процессе летных испытаний. Бывали, казалось, тупиковые ситуации, когда ракеты разбивались одна за другой, а причину нащупать не удавалось. Или тяжелая ракета поднимается над стартовым комплексом, а затем обрушивается на него, превращая в развалины то, что создавалось годами. Бывали и человеческие жертвы, но это были единичные случаи. Королёва считали в этом смысле «везучим». Но если это даже одна человеческая жизнь, она оставляет на сердце незаживающую рану. А ведь вся деятельность Королёва находилась под пристальным вниманием и контролем сверху, каждую аварию надо было объяснить и доложить незамедлительно. Да, такой груз ответственности по плечу только исключительно сильным волевым натурам. Королёв был таким. Надеюсь, что эта сторона его жизни со временем будет предана гласности, и тогда мы поймем, сколь велик подвиг Королёва.

Но и его железная выдержка иногда давала сбои. Как-то мы с его заместителем Л. А. Воскресенским были вызваны к нему в кабинет. С. П. подошел к Воскресенскому, обошел его кругом, приблизил лицо к лицу и, подняв руку со сжатым кулаком, процедил сквозь зубы: «Тебя за это надо палкой, палкой, палкой!», сопровождая каждое слово взмахом руки. Не понимая в чем дело, я с недоумением смотрел на Сергея Павловича. Таким я его еще не видел. Но Леонид Александрович парировал этот выпад достойно: «Мне уже сорок лет, хватит грозить мне палкой!» – и всем своим показал, что не намерен мириться с такой манерой общения. После минутной паузы С. П. подошел к нему, обнял его за плечо и как-то сникнув, сказал: «Ну ладно, Леонид, не обижайся, погорячился». Видно было, как он переживает этот инцидент.