Огненная душа куклы

Крымов взглянул в конец письма – от кого оно? «Ваш Суровин В. Ф.».

– Суровин… Суровин… – нахмурился он. – Знакомая фамилия. А-а, Суровин Виктор Федорович! Точно!

Сразу вспомнил слова Соболевского: «Он работал врачом в той самой экспедиции и многое видел. И за Апраксиным наблюдал, и с Венечкиным разговаривал. Он эту историю моему отцу и рассказал…»

И вот Крымову благодаря сердобольному Анониму представлялась уникальная возможность услышать эту историю от самого археолога и экспедиционного врача Суровина.

Соболевский на удивление хорошо все запомнил, хотя был мальчишкой. Но ничего удивительного: часто пожилые люди отчетливо помнят то, что было с ними пятьдесят лет назад, как будто только вчера смотрели этот фильм про себя самих. А вот то, что произошло вчера, или даже час назад, выключил ли он газ на кухне перед тем, как пойти в булочную, не помнят вовсе. Таковы злые шутки нашей памяти! И ее щедрые подсказки.

Одним словом, рассказ Соболевского подтверждался полностью: могилу открыли при помощи крана. На старинных задеревеневших кожах, в которые была завернута мумия, проступала надпись, исполненная библейскими проклятиями. Надпись на могильной плите зафиксирована не была, как видно, ее просто не обнаружили: буквы забились песком, глиной, землей и закостенели. Но вот что хорошо запомнил Суровин: именно Лев Апраксин оказался буквально заворожен открытием, болезненно очарован им. В тот вечер он прилип к могиле, вцепившись руками в каменные края, таращась на мумию женщины и пытаясь что-то узнать.

Проявилась удивительная подробность, неизвестная отцу Соболевского и поэтому не пересказанная детективу спустя десятилетия его сыном. Суровин подходил к Апраксину сзади, звал его к ужину – ребята уже накрыли стол на поляне, – но Лев не услышал доктора. Он вообще ничего не слышал, только что-то бормотал будто во сне, в бреду или под гипнозом. Суровин приблизился к коллеге и застыл у него за спиной. Он как будто подглядывал за тем, что был не вправе увидеть или услышать. Вначале ему показалось, что Апраксин говорит сам с собой, бормочет вслух, как это часто бывает с безумными учеными или еще более безумными поэтами. Но потом понял: нет! Именно так бормочут те, кто заворожен, является медиумом и транслирует чужие мысли. Вот что он услышал: «Скажи слова: Волей Господа прощающего отпускаю тебя на волю! Ты свободна! Открой меня, разверни покрывала, и ты увидишь, как я молода и прекрасна! Ты полюбишь меня и станешь мужем моим, а я стану женой твоей и пробуду с тобой, пока ты жив. Я исполню твои желания, я выведу тебя на дорогу удачи, с которой ты уже никогда не свернешь! Выпусти меня, и я подарю тебе такое счастье, о каком ты не мечтал никогда…»

Все это шептал как безумный наш руководитель экспедиции Лев Апраксин. Я предусмотрительно решил отступить, чтобы не обнаружить себя, – и ретировался из замка. Сидя у костра, я ничего никому не сказал. Столько откровения и страсти было в словах Апраксина, что я просто предал бы его, растрещав об этом эпизоде нашим ребятам. Всю ночь эти слова крутились в моей голове. Потом, уже глубокой ночью, я увидел на стене своей палатки странную преломленную тень обнаженной женщины – бедра, грудь, плечи, копну волос, которые трепал ветер. И услышал шепот: «Ты обо всем забудешь, все слова разлетятся к утру, как испуганная птичья стая, и ты никогда не соберешь их вместе». Я проснулся, и все вчерашнее показалось мне наваждением. Я пытался вспомнить слова, которые произнес у могилы Апраксин, но ничего не получалось – они и впрямь рассыпались и улетали. Я корил себя, что не записал их, но толку? Было поздно.

А потом кто-то завопил, что могила пуста. Мумия исчезла. И только Апраксин не был взбешен, сокрушен, подавлен. Спустя годы я узнал, что заметил в ту ночь Венечкин: обнаженную деву небывалой красоты, идущую к палатке Апраксина, а потом видел их, занимающихся любовью. Потом Апраксин покупал женскую одежду в местном сельпо, куда-то пропадал в поезде, когда мы возвращались, а на вокзале в Питере рядом с ним оказалась удивительной красоты женщина. Вроде как встречала его, но откуда она взялась? О ее существовании никто не знал.

Апраксин ушел с работы, стал коллекционером и антикваром, разбогател как Рокфеллер – по социалистическим меркам, – и вообще его жизнь изменилась. Он стал нелюдим, неприступен, могущественен, от старых друзей отошел. Рядом с ним до самой смерти была женщина, о которой говорили, что она вроде как не стареет. А потом уже другие уверяли, что эту женщину заменила ее дочь, точная копия. Что было правдой? Утверждали, что именно с той женщины он заказал у одного скульптора слепок.