Огненные фарватеры

Если войти в Нарвский залив с норд-оста так, чтобы Кискольский риф остался слева, а башня банки Вигрунд справа, то очень скоро попадешь в тупик. И не то чтобы это был настоящий географический тупик — залив или каменная гряда. Нет, глубины здесь вполне приличные и пригодные для плавания. Но стоит пройти безымянный островок, что на рейде рыбацкого селения Гакково, и ты убеждаешься, что он все-таки существует, этот аппендикс, из которого нет выхода. Одним словом, пятимильный коридор в минном поле. На морских картах 1944 года у него и обозначение есть: фарватер 206-Д, или, по-военно-морскому, «двести шесть-„добро”». Он и сегодня в моей памяти. Торец тупика упирается в самую гущу заграждения. Почти напротив, милях в пяти, — берег, на нем лес, дюны и деревня Мерекюла. И еще — предельно насыщенная оборона противника.

Сильна и продуманна была минно-артиллерийская позиция врага в Нарвском заливе. Ее батареи смотрели на минные поля с обоих Тютерсов, с материка, от самых Синих гор. Морские дозоры обходили ее по краям, воздушные пересекали. Заградители планомерно усилили минные поля.

После 14 февраля, после высадки десанта, немцы превратили Нарвский залив в главный рубеж своей обороны на море. Они потратили на это всю весну, лето и почти все свои минные арсеналы на Балтике. И вот сейчас, в августе, в минной войне наступило равновесие. Наши тральщики пробились во фланг врагу и проложили фарватер 206 с коленами А, Б, В, Г. На колене Д, на самой середине залива, продвижение застопорилось. Немецкое командование понимало, что, как только мы пробьем путь к берегу, ждать десанта долго не придется, как не придется ждать обстрела открытых с веста Нарвских укреплений. Тогда немцам не под силу сдержать дрожащую уже сейчас тетиву Нарвского рубежа.

Но есть тупик. И снова с первыми утренними лучами снимаются с неуютных временных стоянок дивизионы тральщиков. Тяжелый труд. Бесконечный. Беспощадный. Опасность без паузы, без передышки.

Вместе с тральщиками с рассвета заступает на дежурство вражеская «рама» — самолет «Фокке-Вульф-189». Он висит над районом, не торопится уйти от обстрела. «Рама» уберется только тогда, когда появятся наши самолеты. Пока же она корректирует огонь вражеских батарей. И вот уже аккорд расстроенной гитары, переходящий в свист пастушьего бича. Залп. Второй. Третий…

Нет-нет, а и вздрогнет море, ударит по стальному борту невидимая кувалда, и между двумя тральщиками поднимется и не торопится осесть пенистая башня, изнутри сверкнувшая злым пламенем, а чуть позже докатится гулкий раскат. Это значит, сработала в трале мина. Наконец, столб воды осел, и тогда на палубах всех БМО принимаются считать тральщики.

— Все целы! Хорошо!

Я шагнул из своей каюты, более похожей на шкаф, через полутораметровый тамбур к дверям радиорубки. Радисты, старшина и юнга не могли встать, как того требовала субординация, уже по той причине, что сделать это было невозможно.

— Вот, товарищ командир, — протянул мне старшина 2-й статьи Вайсбурд какую-то картонку со смонтированным на ней устройством из лампы, пары катушек и еще каких-то элементов. — Это работа юнги. Сколько раз говорил ему, что чувствительность приемника повышать нельзя, а он опять за свое. Понимаете, товарищ командир, он принимает по тринадцать групп, а надо-то восемнадцать! Как же я его на вахте оставлю, юнга же зашивается! Вот это что? Вайсбурд взмахнул бланком с текстом и сам же ответил: — Два пропуска! Недопустимо! А все потому, что только тринадцать групп он берет!

Командира такое сообщение не потрясло. Сам он не принимал и тринадцати. Правда, это не входило в круг его обязанностей. Но однажды был случай, когда командир решил дать передохнуть смертельно уставшему радисту и сел на прием. Береговые радисты тогда выходили из себя, повторяя текст неизвестно откуда взявшемуся новичку.

— А ты сажай его на самостоятельный прием ночью, когда радиообмен поменьше, — посоветовал я старшине. — Ну, а тебе, юнга, зачем этот усилитель? Рекорды Кренкеля покоя не дают или мечтаешь союзников услышать?

Юнга Добромыслов сидел согнувшись и втянув голову в капковый бушлат, с которым не расставался и летом. Его округлая спина и поднятые до ушей плечи отнюдь не выражали смирения. Напротив, из них каким-то образом излучалось тихое упрямство и пренебрежение к читаемой ему морали.

— Я этой приставкой могу работу любого приемника засечь по его фону. Гетеродин ловлю. Уже пробовал — и получается! — В мальчишеском голосе звучала уверенность в правоте.

Как это можно понять сегодня, юнга изготовил дополнительный усилитель радиочастоты к корабельному радиоприемнику, повысил с его помощью чувствительность последнего и в результате обнаруживал вражеские корабли по излучению их радиоприемников. Дело в том, что все радиоприемники немецких кораблей были супергетеродинного типа. Приемник такого типа содержит гетеродин — маломощный генератор незатухающих высокочастотных электромагнитных колебаний.