Через два дня я летел из Канкана в Конакри на советском ИЛ-14. Внизу простиралась «вечнозеленая, никогда не оскудевающая саванна. Ближе к морю начались леса. Еще в 1947 году один из политических деятелей страны, учитель Мамба Само, назвал свою родину «спящей красавицей». Вспоминая увиденное, невольно думалось, что сегодня это поэтическое сравнение не совсем верно. Красавица пробуждается.
Путешествия сначала совершаются в воображении. Мысль забегает вперед, пытается представить повороты еще неизвестной дороги, расположенные на будущем пути деревушки и города, увидеть людей, которых предстоит встретить. Раскрываются географические карты и книги, в библиотеках разыскиваются фотоальбомы. А иной раз в случайном порыве ветра словно бы слышатся звуки непонятной, чужой речи.
Мои первые поездки в нигерийские города Бенин и Ифе были предприняты (именно так — в воображении. Как-то раз мне в руки попала книга немецкого этнографа Лео Фробениуса, искавшего в начале века фантастическую Атлантиду, но нашедшего следы великой и вполне реальной цивилизации в затерянном среди лесов Западной Нигерии священном городе йоруба — Ифе. Тогда и началось мое путешествие. Очень долго вехами на моем пути были музеи и библиотеки, пока наконец действительно не замелькали за стеклами автомашины милевые столбы и не ударил в лицо жаркий и пряный ветер нигерийского леса…
ЛАГОССКОЕ МОРЕ
От Аккры до Лагоса ведет прекрасная шоссейная дорога. Она не широка, но поддерживается в хорошем состоянии, будучи одной из важнейших торговых артерий Западной Африки. Ежедневно десятки грузовичков, заваленных ямсом, маниоком, копрой, бананами, движутся по этой дороге в том либо другом направлении. Тысячи путников прошли по ее асфальту, серой лентой связывающему Гану, Того, Дагомею и Нигерию.
Когда после нескольких недель ожидания я получил наконец нигерийскую въездную визу, то решил поехать в Лагос на машине. Мне не хотелось терять возможности хотя бы мельком повидать Дагомею и Того, да «и восточные, трансвольтийские районы Ганы я в то время еще не знал. Конечно, самолетом можно добраться до Лагоса из Аккры меньше чем за час, но из самолета не выйдешь в придорожной деревне и не захватишь голосующего на дороге попутчика. Напротив, в автомобиле я был бы полным хозяином и своего времени, и своего маршрута. Мне говорили, что за — сутки до Лагоса можно доехать.
И вот — дорога. До границы между Ганой и Того она тянется по приморской саванне с ее редкими деревьями, с красными холмиками термитников среди бурой, обожженной солнцем травы. Эта саванна почти бесплодна; лишь очень редко встречаются поля маниока, которые крестьяне называют «закопанными амбарами». Странное название, но если вспомнить, что здесь можно выкопать толстые, в руку, питательные корни в течение круглого года, оно становится понятным. В этих местах почти нет крупного рогатого скота: коровы гибнут от высокой влажности воздуха.
Деревни жмутся к морю, и вдоль дороги мало крупных поселений. Пейзаж однообразен, безжизнен. И только Вольта, крупнейшая река этой части Африки, придает местности неожиданную красоту.
Ее истоки находятся далеко на севере, в саванне Республики Верхняя Вольта. Там известны даже не одна, а три Вольты — Белая, Красная и Черная. И, соответственно, флаг республики состоит из полос красного, белого и черного цвета. На территории Ганы река становится широка и полноводна, десятки пароходиков, катеров и лодок бороздят ее в нижнем течении. Расположенные в устье Вольты небольшие островки, окруженные песчаными пляжами и заросшие рощицами кокосовых пальм, чем-то напоминают солнечные атоллы Тихого океана.
Приморская саванна сжата с севера грядой холмов, и там через Вольту переброшен мост, выше которого ныне стоит крупнейшая в Западной Африке гидроэлектростанция. Но чтобы пересечь реку по мосту, нужно было бы сделать крюк в добрую сотню километров и потерять несколько часов. Поэтому я решил воспользоваться паромом, надеясь выиграть время.
Длинный хвост грузовиков и легковых автомобилей у реки убедительно свидетельствовал о моем просчете. Нечего было даже надеяться попасть на другой берег Вольты скорее, чем за три-четыре часа.
Пассажиры с многочисленных «мамми-лорри», т. е. грузовиков «лорри», перевозящих торговок «мамми», рассыпались вокруг. Некоторые спали прямо у автомашин, другие, примостившись на обочине, ели. У самого берега шла перебранка, какой-то особенно юркий малый на «фольксвагене» сумел проскочить без очереди и пристроиться впереди. Его увещевали, яростно размахивая руками, несколько шоферов, но он невозмутимо сидел в машине, словно не слыша раздающихся протестов.
В поисках тени я забрел в придорожный бар и попросил у бывшей за стойкой женщины бутылку пива. Взяв стакан, я сел за столик у окна, чтобы быть на сквозняке. и огляделся.