Огненные времена

Но бежать я не могла, мне приходилось все время уклоняться от мечей и топоров, занесенных над другими, и иногда даже ползти на четвереньках по изрытой, кровоточащей земле. Вся я была покрыта кровью: и мое облачение, и апостольник, некогда белый, и покрывало, и даже лицо – все было в крови. Я перестала облизывать губы, потому что они обрели вдруг сильный привкус железа. Я переползала через камни и выпавшее из рук оружие, через неподвижные золотые шпоры. И вот уже моя собственная кровь начала поливать эту землю наряду с кровью других людей: мои ладони, колени, одежда – все было изодрано в клочья.

Внезапно я услышала стук копыт совсем рядом и подумала, что это, должно быть, последняя атака Черного Эдуарда на нашего короля. Но нет, то была только одна лошадь. И в тот момент, когда я осознала это, стук копыт прекратился, а ноги лошади стояли прямо передо мной.

«Моя госпожа».

Это прозвучало в моем сознании, и я подняла глаза. На лошади был алый султан и белая попона поверх брони, и в такие же цвета был одет всадник. Черные доспехи, подобные королевским, и плащ, на котором над треугольником алых роз был вышит сокол.

Рыцарь открыл забрало:

– Моя госпожа.

Я встала и всмотрелась в его лицо. Оно было мне хорошо знакомо. Я уже видела его в ночь своего вступления на путь. Черты лица у него были правильные, нос прямой, благородный. Лоб был прикрыт шлемом, глаза были цвета морской волны, а борода – чуть тронута рыжиной. Он тоже выглядел потрепанным и был забрызган кровью. Со стороны левого плеча из доспеха торчало обломанное древко стрелы. Однако ранен он не был.

– Моя госпожа, – повторил он.

Я протянула ему руку, и он поцеловал ее. Посреди бушующего океана битвы мы были одни и совершенно неуязвимы.

– Эдуар! – воскликнула я. – Слава Богу! Вы должны немедленно отвезти меня к Люку.

Он тут же поднял меня и посадил на коня. Прикрываясь щитом, мы поехали прочь с поля боя, туда, куда уходили отступающие.

– Подождите! – крикнула я. – Подождите! Я чувствую его. Он там, сзади. Нам нужно повернуть назад!

– Вы поступили неразумно, придя сюда, моя госпожа, – откликнулся он через плечо. – Это ловушка, вы что, не видите? И Люка тоже заманил сюда враг. Так сказало мне мое внутреннее зрение. В ходе битвы он исчез, и я не знаю, что с ним сталось. Мы не можем потерять и вас!

– Нет! – закричала я в ярости, привстав за его спиной. – Это вы не понимаете, что происходит! Это ловушка, верно, но он погибнет, Эдуар! Он погибнет, если я не найду его! В ловушку необходимо попасть – а потом найти из нее выход.

Но Эдуар не повернул назад. В отчаянии я сползла с пропитанной потом и кровью попоны, а потом прыгнула вниз, приземлившись на четвереньки на измученную землю.

Придя в себя, я побежала. Бежала и не замечала бушевавшего вокруг хаоса. Бежала и не думала ни об опасности, ни о войне, ни о нашем враге. Я думала только о своем возлюбленном, и мое внутреннее зрение, хотя и замутненное чувством, неуверенное, было все же достаточно сильно, чтобы вести меня прямо к нему.

Какое-то время спустя – вечность или мгновение – я оказалась на том месте, где начался бой, где первый удар принял на себя цвет французского дворянства, самые высокородные кавалеры. Отсюда до конца поля оставалось совсем недалеко, а дальше шли болота, потом виноградники, ограды и склоны, подходящие для укрытия лучников. Английские пехотинцы по-прежнему напирали на нас со стороны болота, продвигаясь по колено в грязи. Неудивительно, что от них так мерзко воняло.

Рядом, в профиль ко мне, лежал неизвестный мне рыцарь, чьи доспехи были навечно пригвождены к нему более чем дюжиной стрел, пронзивших нагрудную пластину, незащищенные руки, ноги, даже забрало, призванное защищать лицо. Он держал в руке поводья своего коня – тоже мертвого, лежащего на боку. И бок, и крестец его были пронзены целым снопом стрел. Плащ на хозяине и попона на лошади были алого цвета, с белыми пятнами.

Разрываясь от сознания того, что не могу ничего поделать с тем, что вижу, я уже почти прошла мимо итого печального зрелища, как вдруг остановилась и чуть не задохнулась от ужаса. Из моего горла вырвалось хриплое рыдание. Плащ и попона не были алыми: они были залиты кровью. И из-за кровавых пятен не видны были нежные розы и гордый сокол. От этого зрелища исходило ужасное ощущение конца. Это была смерть, которую я не смогла предотвратить, Это был человек, которому я не могла помочь.

Это был сеньор Тулузы, Поль де ля Роза.

Тут прямо над ухом у меня просвистел металл – да так громко, что я закричала, схватившись за голову, и споткнулась о тело убитого англичанина. Поднявшись на ноги, я оглянулась и увидела орудие смерти, только что пролетевшее рядом со мной.

Английский боевой топор с запекшейся кровью на черном железном лезвии. А солдат, занесший его за плечо на этот раз для того, чтобы размозжить мне череп, был белокурым и апатичным наемником в помятом шлеме, с потрепанным кожаным щитом.

Я упала на колени.