Огненные времена

И вдруг раздался звон металла о металл: то меч ударил по топору, и в небо брызнуло целое созвездие голубовато-золотистых искр – вечное великолепие, жарко-белое сияние.

Человек, державший в руках меч, стоял ко мне спиной: французский рыцарь, на запачканном плаще которого был вышит сокол над тремя розами.

«Эдуар», – подумала я.

Но этот человек был выше ростом и шире в плечах.

И в тот же самый миг, когда это имя всплыло в моем сознании, я поняла, что ошиблась. Теперь я знала, кого вижу перед собой. И, увидев его во плоти, вскрикнула.

Мой крик отвлек его как раз в тот момент, когда он снова взмахнул мечом навстречу топору и два металлических острия встретились с такой силой, что голубовато-золотистые искры снова полетели в воздух. Он повернул голову через плечо, пытаясь уловить беглым взглядом, не угрожает ли кто сзади, но это движение задержало его, и враг нанес ему удар, оставшийся без ответа. Английский солдат занес свой тяжелый топор над его правым плечом, а потом, перенеся на него вес всего тела, начал распрямлять руки.

И в этот самый миг за его спиной верхом на лошади появился Эдуар и пронзил его сверху вниз копьем. Острие копья вышло наружу из живота англичанина, окрасившись фиолетово-коричневой кровью.

Англичанин упал вперед, но его вес лишь добавил силы тяжелому топору, упавшему безжалостно на моего юного паладина. Я не могла видеть, как именно это произошло, но слышала скрежет лезвия о металл доспехов, а затем более низкий, приглушенный звук, означавший удар по плоти и кости.

Мой возлюбленный выронил меч и, шатаясь, шагнул назад, руками цепляясь за воздух. Потом, гремя доспехами, упал навзничь на влажную землю. А на его груди лежал англичанин.

Эдуар соскочил с коня и откинул прочь труп англичанина.

Глубоко в груди моего возлюбленного, почти по самую рукоятку, торчал топор.

Эдуар нагнулся и, молча, обливаясь слезами, со всей силой потянул за ручку топора. Лезвие вышло наружу с сильным хлюпающим звуком. Хлынула кровь. Эдуар отстегнул и снял нагрудный доспех с опасно острыми краями, а потом встал сбоку и, опустившись на колени, замер в ожидании.

Было не время потакать своим чувствам. Наступил момент, ради которого я и пришла сюда. Забыв о своем горе, я сняла с головы своего возлюбленного тяжелый шлем и увидела его лицо. Глаза его были распахнуты и смотрели прямо в небо. Я приблизила свое лицо к нему, заслонив от него освещенное ярким солнцем небо. Какое-то мгновение его глаза не воспринимали меня, ибо пелена смерти уже медленно туманила его взор. Но с последним предсмертным вздохом они сфокусировались и посмотрели прямо на меня.

Мои глаза тут же наполнились слезами, но это были не слезы печали, а слезы любви и узнавания.

И он увидел меня и узнал.

Одного этого было достаточно для того, чтобы прогнать любой мой страх, любое сомнение. Все еще стоя на коленях, я прижала ладони к его ране. Сильно, потому что рана была глубока и широка. Она разверзлась, и на мгновение мои руки проскользнули в его грудь, мимо расколотой грудной клетки и острых торчащих ребер.

Я касалась его сердца.

Его еще бьющегося сердца.

И тут же у меня перед глазами всплыл образ колдуна и крысенка. И когда я держала сердце своего возлюбленного в руках, оно несколько раз медленно содрогнулось – раз, другой, третий… И остановилось.

Он умер, мой возлюбленный.

Люк де ля Роза умер.

Какое-то мгновение милость богини еще была со мной, а потом удар нанес набравшийся сил враг. На нас налетела последняя атака английской конницы. Меня сбили с ног, потом отбросили куда-то в сторону. Я кричала, но не потому, что десятки копыт ломали мне ноги. Я кричала из-за разлуки с любимым, с телом его. Я подняла измазанные кровью руки к сокрытому войной небу, но не увидела, что случилось с моим возлюбленным.

Я кричала, и копыта снова неслись по мне, а потом холодные металлические руки подхватили меня, подняли, кинули на лошадь и повезли прочь.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

МИШЕЛЬ

КАРКАССОН, 1357 ГОД

XVII

Глядя на Сибилль, Мишель видел, что ее взор и мысли медленно возвращаются к настоящему из полного ужасов и страдания прошлого. Сначала ее взгляд был направлен куда-то за него, но постепенно смягчился и включил в себя и его самого, и все, что ее окружало. Мгновение она взволнованно смотрела на него, а потом закрыла лицо руками и тихо, горько заплакала.

В смятении Мишель наклонился к ней и пробормотал:

– Пожалуйста, матушка, не плачьте. Не плачьте…

Но она была в полном отчаянии. Непроизвольно коснулся он ее, пытаясь успокоить, и тут же отдернул руку – будто искра вспыхнула меж ними.

И когда она взглянула на него, ее темные, блестящие от слез глаза сияли тем же таинственным огнем, к которому он только что прикоснулся.