Огненные времена

Мы не проронили ни слова, лишь крепче прижались друг к другу в темноте, так крепко, что мои плечи и колени оказались зажаты справа плечом и коленом Мадлен, а слева – плечом и коленом Жеральдины. Прямо передо мной сидел Жак, мои ступни упирались в его искривленную поясницу. Я чувствовала на своем лице теплое дыхание других.

– Сестры! – крикнул англичанин на исковерканном французском. – Если вы здесь, мы вас найдем. Мы сохраним вам жизнь, если вы немедленно отзоветесь… Покоритесь нам, и мы вас помилуем.

Наверняка он был крупным мужчиной, потому что мы отчетливо слышали его шаги, несмотря на толщу потолка.

Неожиданно на лестнице, ведущей в подвал, послышался топот десятка ног. Чужие, низкие голоса на незнакомом языке что-то спрашивали нашего англичанина, а тот отвечал. Вскоре мы услышали, что в подвал вошли несколько человек.

Монахини, не принадлежавшие к расе, застонали от ужаса.

Несколько часов провели мы в таком скрюченном положении. И все это время солдаты приходили и уходили. Мы слышали, что солдат полно и на лестнице, и в кельях, и во дворе. В конце концов солдаты начали устраиваться в подвале на ночлег, мы слышали, как они тащат матрасы и все необходимое. Мне казалось, что я чувствую запах жареной курятины и причастного вина. Их разговоры и смех затянулись далеко за полночь, и когда мне уже казалось, что это никогда не кончится, они замолкли и вскоре захрапели.

– Бона дэа, – произнесла я слова молитвы, которую так любила моя бабушка. – Добрая богиня, я в твоих руках. Покажи мне, что делать.

Ибо я чувствовала, что спасение общины лежит теперь на мне, и острота осознания того, что я либо должна вызвать видение, либо обречь нас всех на гибель, заставила меня повернуть лицо к Жеральдине и сказать тише, чем шепотом:

– Круг.

Она мгновенно поняла меня, схватила мою руку и сжала ее. Со своей стороны и Мадлен, невероятным образом услышав меня, сделала то же самое. Комнатку облетел еле слышный звук, тише вздоха, и все, принадлежавшие к расе, осторожно передвинулись к периметру круга и соединили руки. Те, кто не принадлежал к расе, сгруппировались посредине круга, где они были в безопасности.

Те из нас, кто умел создавать защитный круг, сделали это. И когда я подавила все свои страхи, на меня наконец снизошел удивительный покой, сопровождаемый чувством радости. И через мгновение я ясно увидела, что на протяжении двух дней англичане использовали монастырь как удобное укрытие для части своего легиона. На третий день они ушли, но, уходя, подожгли монастырь. Я почувствовала запах гари, услышала крики несчастных прокаженных и сестер. Я почувствовала жар пламени, почувствовала, как каменные стены вокруг нас накалились докрасна.

И я увидела город Каркассон, его бойницы и башни, спрятанные за деревянными стенами, а за деревянными стенами – каменные стены. И увидела людей, которые говорили:

– Они никогда сюда не войдут. Крепость выдержит! Эти камни тысячу лет защищали город!

Огонь по воздуху перелетел через стену на кончике английской стрелы – смертоносной стрелы, запущенной из невероятно мощного лука. Деревянные стены запылали, деревянные ворота затрещали под натиском тарана.

В городе смерть, смерть, смерть и снова смерть, а потом огни пожарищ.

И гнетущее зрелище: занесенный клинок, а под ним – Мадлен и Жеральдина. Они кричат и пытаются заслониться руками.

Все это я увидела, но поборола свой страх. И в то же мгновение увидела, что я должна сделать. Я снова почувствовала жар, но то не был жар огня, то был жар силы, заключающейся в печати Соломона на моей шее, заключающейся в моем сердце.

Умом я понимала, что нам очень рискованно выбираться из нашего укрытия. Один лишь скрип каменной стены мог разбудить солдат. И я знала, конечно, что вокруг монастыря расставлены часовые, а мы совсем безоружны.

Но в тот миг логика не интересовала меня. Радость превосходила все разумные доводы, страхи и сомнения. Я была наполнена состраданием и к уставшему воину, и к загнанному в смертельную ловушку горожанину, и к убийце, и к жертве. И я любила их одинаково.

Богиня дала мне решение, которое позволяло спасти обоих. И я рассмеялась от радости.

– Вы чувствуете это? – прошептала я Жеральдине и поняла, несмотря на темноту, что она с улыбкой кивнула.

На нас снизошло тепло – волнующее, возбуждающее.

И тотчас тьма вокруг нашей группы, в которой было человек тридцать, расцветилась золотыми искорками, как расцвечивается сиянием звезд ночное небо. Мысленно я приказала этому сиянию окутать нас, как хрупкая скорлупа окружает яйцо, а когда это произошло, сказала обычным голосом:

– В таком состоянии нас нельзя ни увидеть, ни услышать. Поэтому сейчас мы откроем дверь и выйдем. Дорогие прокаженные, оставайтесь здесь. Сестры, идемте со мной. Давайте молиться богине, и все мы будем спасены.

Мы с матерью Жеральдиной нашли в каменной стене нужные щели и изо всех сил потянули. Со скрипом дверь, похожая на камень, которым была заперта гробница Христа, приоткрылась.