Огненный дождь

Женщина приблизилась к монаху. Голос ее звучал словно из-под слоя пыли, угасал, темнел, умирал.

— Во имя праха твоих родителей!..

— Говори!

Тогда призрак приблизил губы к уху отшельника и произнес одно слово. И Созистрат, будто сраженный молнией, не издав ни единого звука, рухнул замертво.

Помолимся Господу за упокой его души.

Перевод Владимира Федорова

Из сборника «Лунный календарь души»^{45}

Пролог^{46}

Уходят, к счастью, в прошлое времена, когда нужно было просить прощения у людей практических за то, что пишешь стихи.

Мы уже их столько понаписали, что означенные люди притерпелись к этой нашей прихоти.

Однако, вдохновившись оказанной милостью, мы решили совершить дело необходимое, хотя и нелегкое: показать практическим людям пользу поэзии для развития языка; сколь бы малое значение ни придавалось этому организму, никто не станет отрицать, что было бы предпочтительнее говорить ясно и коротко, раз уж говорить нам всем необходимо.

Стих по определению краток, поскольку размер ставит ему пределы, и он должен быть ясен, чтобы доставлять наслаждение. Последнее условие — достаточно важное, ибо высшая цель поэзии — дарить наслаждение.

Будучи ясным и кратким, стих тяготеет к определенности, добавляя к языку новое крылатое выражение или готовую фразу, что позволяет сберечь время и силы: неоценимое качество для практических людей. Взгляните: все поговорки построены как восьмисложники.

Со временем поговорки вырождаются в общие места, хотя практические люди этого и не замечают; такой недостаток легко поправим, ведь стих живет метафорой, то есть живописным сходством предметов между собой, и требует новых фраз, дабы отразить означенное сходство, если, конечно, он в должной степени оригинален.

С другой стороны, язык — это собрание образов; в каждом слове, если хорошенько вглядеться, заключена метафора; следовательно, находить новые, прекрасные образы и выражать их ясно и кратко и означает обогащать язык, одновременно и обновляя его. Это дело — по меньшей мере столь же почетное, как и разведение скота или управление государственными финансами, поскольку и здесь речь идет об общественной функции, — поручено поэтам. Язык есть общественное достояние, мало того — это самый прочный из элементов, составляющих нацию.

Общее место нехорошо тем, что в конце концов от избытка употребления теряет всякую выразительность; тут на помощь приходит оригинальность, изобретая новые смыслы, которые требуют нового выражения. Именно в стихе выковывается нужное выражение, самое ясное и краткое; таким же образом стих обновляет, очищая его, общее место.

Кроме того, поэзия — одно из изящных искусств, а всем давно известно, что занятие искусствами цивилизует народы. Эту истину практические люди включают в число основополагающих.

Когда человек, считающий себя культурным, утверждает, будто не чувствует очарования стихов, он обнаруживает относительное бескультурье, ничем, собственно говоря, не вредя стихам. Гомер^{47}, Данте, Гюго^{48} всегда будут более великими людьми, чем он, единственно потому, что писали стихи; и наш человек, разумеется, охотно оказался бы на их месте.

Презирать поэзию — все равно что презирать живопись или музыку. Феномен, характерный для низкой культуры.

Ошибочно также полагать, будто поэзия имеет мало практического значения.

Наоборот — она имеет столько же практического значения, что и любой предмет роскоши; тот, кто выбрасывает деньги на отделку изящного зала, или на абонемент в оперу, или на великолепную гробницу, или на красивый дом, платит такую же дань изящным искусствам, как если бы он купил книгу хороших стихов. Если ты купил произведение изящных искусств и владеешь им, это называется роскошь.

Разница только в том, что книга дешевле салона или ложи в театре; но практическим людям уже доподлинно известно, что стоять за ценой, когда речь идет об изящных искусствах, — неприлично и грубо, и они поклоняются искусствам, не жалея денег на архитектуру, живопись, скульптуру и музыку.

И почему бы Поэзии не быть Золушкой среди них, если ей как раз и достался хрустальный башмачок?..

Должен также предупредить, что себя я тоже отношу к практическим людям. Мне тридцать четыре года… я знаю жизнь.

Следует сказать несколько слов о свободном стихе^{49}, которым я здесь обильно пользуюсь.

Свободный стих, как о том гласит его наименование, есть нечто простое и великое: завоевание свободы.

Стих, который мы называем свободным, а не белым, или нерифмованным, как его величают испанские риторы, стремится прежде всего к гармонии в пределах строфы, ей подчиняя ритмический рисунок каждой строки, отчего и строфы становятся более разнообразными.

Это способствует и большему богатству рифмы, основного элемента в современном стихе, заменяющего собой строгую ритмику старинного стиха…