Огненный дождь

– Вона как! – пробормотал Ярослав. – Слышь, Трегуб? А мы, дурные, без разгляды ехали! Ещё и плотным строем…

– Чего ж они нас стрелами не того? Не перебили? Можно было порядком ряды проредить. Мы – конница, в лес всё одно не сунулись бы!

– А на кой им это? – вздохнул Ярослав. – Клянусь белым пером Рода, у них ещё и приказ есть: крупные отряды не трогать! Только одиночек. Чтобы, значит, ответных мер не вызвать. Представь, если на нас нападение будет. Да ещё – с потерями большими! Да наши государи всё войско на ноги поставят, лишь бы отомстить!

– Это верно… – вздохнул Трегуб. – А нам, если живы останемся, ещё и сами добавят!

– Не знаю, как наши, а князь Волод пока на это глаза прикрыл! – вздохнул вдруг Брех. – У него уже две разгляды пропали. Большие, вот как ваша! Вовсе без следа пропали! И – ничего. Пока что облаву не устраивает.

– А с другой стороны, могут и не осерчать! – почесав бритый затылок, вздохнул Ярослав. – Это ж надо в лес соваться. Неизвестный, чужой… Я бы не полез! Лучше две сотни потерять, чем половину войска!.. Эй, Брех! А от кого такие вести?

– А вы что, н ведаете? – озаботился сотник. – Три дня тому, как вестник проскакал! Сам-третий! Ещё грамоту вёз, князю Буйславу Владенскому! Хорошо шли подлецы! Родовичи-волки, кони у всех – чистые звери!

– Не дошли твои волки! – хмуро сказал вдруг Трегуб. – Я третьего дня вартовым старшим был. Не было никого у князя Буйслава! И на следующий день не было… Да и не стали бы они задерживаться где бы то ни было, раз всего двадцать вёрст до лагеря осталось! Даже шагом – три часа самое большее!

Помолчали угрюмо, жалея неизвестных соплеменников, павших наверняка глупо. Любая смерть глупа, а столь близко от завершения миссии – тем паче…

– Что мы всё о грустном, да о грустном! – внезапно встрепенулся, тщась вернуть прежнее незаботное настроение, воскликнул вдруг Брех. – В малой брусянице стол накрыли! Для нас, сотнков, да для избранных. Для остальных, раз уж так много – в большой накрывают. Ну, там ещё не скоро. А мы пока поговорим, сколь будет времени…

– Немного! – сурово напомнил Трегуб. – Нам ещё дальше ехать!

…Через два часа о том разговоре воспоминаний уже не осталось. Обнявшиеся Ярослав и Трегуб объяснялись друг другу в самых лучших чувствах, Брех одиного, а оттого ещё громче орал боевую песню дружинников любого рода. Что-то очень воинственное и в меру похабное. Про горящие вражьи веси, летящих от горизонта огнедышащих змеев и верность раз данной присяге… Что ж здесь похабного? Ну… припев. Припев обычно изменялся по мере того, как мозги заменялись выпитым и под конец, бывало не раз, дружинники шли в бой, вооружённые самым немыслимым оружием. Хватало, чтобы в песне врага разогнать одним могучим ударом… Жаль, такое только в песнях возможно!

– Эй! – внезапно оборвал песнопение Брех. – Братья-сотники, вам куда-то спешить надо!

– Куда? – тупо взглянул на него Трегуб. – Ты что, нас гонишь, хозяин?

– Вот ещё! – даже обиделся Брех. – Оставайтесь хоть навсегда! Веселее будет… ик! У меня ещё медовуха оставалась. Вроде… Борис!

Огромный, медвежьеподобный и рыжий воин-десятник, вставший из-за стола, поражал своей мрачной и грубой красотой. Настоящий мужчина и воин, достойный восхищения. Только очень пьяный, оттого свою красоту возгрёй под носом сильно попортивший. Ну, девок здесь нет. Даже баб. Прельщать некого и незачем. Возгря оставалась висеть, Борис лишь шмыгал носом, гоняя её, родимую, туда-сюда.

– Сколько у нас медовухи? – грозно спросил сотник.

– Нет! – оглушительно икнув, сказал Борис.

– Как – нет?! – возмутился Брех. – Вчера только было… Сколько ж её было-то?!

– Нет! – повторил Борис. – Что осталось, то на Авсень[96] беречь надо! Иначе – какой же Авсень, без выпивки! Там всего двадцать бочек осталось. А что такое двадцать бочек – тьфу!

– Вспомнил!!! – внезапно заорал Трегуб. – Вспомнил, зачем мы здесь! Нам же ворога, что по лесу шляется, разбить надо! Ярослав, собирайся! Счас и поедем!

– Не! – качнул головой Ярослав, задумчиво изучая обломки чарки в руке. – Сейчас мы не поедем. Потому как на коней не влезем. Завтра! С утра. По холодку…

– Так – зима! – возмутился Трегуб. – Какая разница?!

– Вот я и говорю: по холодку! – упрямо сказал Ярослав, устраиваясь на блюде соснуть. – И отстань…

Он засопел носом – ровно и сладко, очень соблазнительно. У Трегуба моментально начали слипаться глаза. Он отчаянно сопротивлялся противному любому мужчине чувству, но веки опускались, словно из свинца сварганенные. В конце концов, и его сморило…

– Борис! – уныло протянул Брех. – Не надо новых бочек. Что за слабаки… А впрочем, принеси одну. Проснутся – пить захотят как пить дать!

Борис, косо на него взглянув, спорить не стал. Вышел, чуть не снеся плечом косяк. Стена ещё долго содрогалась. То ли от ужаса, то ли от восторга…

6.Ярослав и Трегуб. Подле острога Бреха. Утро 14 дня месяца Бокогрея.