Католическое сообщество в колонии было крохотным и плохо организованным, так что вопрос о религии вставал редко. Никаких отдельных церквей и приходских священников. Отца Донахью пригласили из самого Балтимора, и он проделал этот огромный путь по просьбе Иокасты. Тетушка Джейми и ее покойный муж, Гектор Кэмерон, были весьма влиятельными людьми среди шотландских поселенцев, никому даже в голову не приходило усомниться в их вере. Горцы, с которыми мы праздновали всю неделю напролет, вряд ли подозревали о том, что мы паписты.
Однако скоро тайное станет явным. Помолвка Бри и Роджера длилась уже целый год, и сегодня вечером они наконец обвенчаются вместе с двумя другими католическими парами из Бермертона — и вместе с Иокастой и Дунканом Иннесом.
— А сам Арчи Хэйз католик? — внезапно спросила я.
Джейми развесил пеленки на ближайшей ветке и стряхнул воду с рук.
— Я не спрашивал. Но это вряд ли. Отец его католиком не был, да и не дослужился бы он до офицерского чина с таким багажом.
— Точно, — вздохнула я. Шотландец, без гроша за душой, бывший якобит — и без того удивительно, что Хэйз сумел выбиться в офицеры. Католическая вера только тянула бы его на дно.
И все же меня по-прежнему терзало беспокойство — не из-за Хэйза и его молодчиков, а из-за Джейми. На первый взгляд, он был совершенно невозмутим, на губах играла легкая насмешливая улыбка. Но я знала Джейми слишком хорошо. Видела, как подрагивают искалеченные пальцы на правой руке, пока он беседовал и перешучивался с Хэйзом прошлым вечером. И даже сейчас между бровей залегла тонкая морщинка, выдававшая внутреннюю тревогу.
Переживал из-за губернаторской прокламации? Но чего тут беспокоиться? Никто из нашей семьи не был замешан в беспорядках в Хиллсборо.
— …пресвитерианец, — продолжал Джейми. — Как наш малыш Роджер.
Тут мне наконец удалось поймать ускользавшее воспоминание.
— Ты ведь знал! Ты знал, что Роджер не католик. Ты видел, как он окрестил того ребенка в Снейктауне, когда мы… забрали его у индейцев.
Я прикусила язык, но было уже поздно: по лицу Джейми пробежала тень. В тот день мы забрали Роджера и оставили взамен Иэна, любимого племянника Джейми.
Тень мелькнула и пропала. Отогнав тягостные мысли, Джейми улыбнулся.
— Да, знал.
— Но Бри…
— Она бы пошла за него замуж, даже если бы парень был готтентотом, это и дураку понятно. Да и я бы все равно не стал возражать.
— Не стал бы? — удивилась я.
Джейми пожал плечами, перешагнул через ручей и вытер руки подолом пледа.
— Он хороший и добрый малый. Принял малыша как родного, ни словечком не попрекнул любимую. Так и должно поступать мужчине, но не всякий на это пошел бы.
Я невольно покосилась на Джемми, уютно свернувшегося у меня на руках. Иногда я ловила себя на том, что пристально разглядываю эту славную мордашку и пытаюсь понять, кто же его отец.
Брианна обручилась с Роджером, провела с ним ночь — а спустя два дня ее изнасиловал Стивен Боннет. Джемми ничем не походил ни на одного из них, и определить отцовство было невозможно. Вот он сидит у меня на руках, сосредоточенно сосет собственный кулак, макушка покрыта мягким золотисто-рыжим пухом — ни дать ни взять копия деда.
— А с чего тогда вся эта кутерьма с Роджером и священником?
— Свадьбу-то они и так сыграют. Но я хочу, чтобы малыш был католиком. — Джейми бережно положил огромную ладонь на макушку внуку, погладил пальцем рыжие бровки. — Пришлось немножко повозмущаться насчет Маккензи, чтобы они не спорили со мной из-за an gille ruaidh[3]
.Я рассмеялась и поплотнее укутала Джемми в одеяло.
— Я-то думала, что Брианна обвела тебя вокруг пальца!
— Она тоже так думает, — усмехнулся Джейми. А потом неожиданно склонился и поцеловал меня.
Губы у него были мягкие, теплые и на вкус — как хлеб с маслом. Пахло от Джейми листьями, мужским потом и совсем чуть-чуть — грязными пеленками.
— Неплохо получилось, — одобрительно сказала я. — Давай-ка еще раз.
Лес вокруг нас дышал тишиной. Ни птиц, ни животных, только шорох листьев над головой и плеск ручья под ногами. Постоянное движение, неумолкающие звуки, а среди них — островок покоя. И пусть на склоне горы, совсем недалеко от нас, было полным-полно народу, здесь и сейчас мы остались одни, словно на другой планете.
Я открыла глаза и вздохнула, слизывая с губ медовый привкус. Джейми стряхнул желтый листок с моих волос. Ребенок лежал у меня на руках — тяжелая теплая ноша, центр нашей вселенной.
Мы молчали, не желая тревожить хрупкий покой. «Будто стоим на верхушке юлы, — думала я. — Люди и события мчатся в бесконечной круговерти, шаг в сторону — и ты тоже провалишься в эту гонку. Но здесь, на самом пике, застыла тишина».
Я стряхнула кленовые семена с плеча Джейми, а он поймал мою ладонь и прижал к губам в каком-то яростном порыве. Прикосновение было нежным. Язык мягко скользнул у большого пальца, по холму Венеры, по линии любви.
Джейми поднял голову, и руке сразу стало холодно — как раз на том месте, где белел старый шрам. Буква «джей», вырезанная на коже. Его метка.