Она босиком бродила по загону, подоткнув юбку, и одной ногой шевелила лошадиный помет. Похоже, без особого успеха. Заметив меня, Бри покачала головой, потом указала на стоящий рядом топор и махнула в сторону леса. Я согласно кивнула в ответ. Хорошая идея — поискать в гнилых пнях.
Джемми был привязан помочами к изгороди загона. Стоять на ногах он давно научился, но нужно было как-то удержать его на месте, пока мама занята. Малыш времени даром не терял — обрывал остатки тыквенных стеблей, увивающих забор, и вопил от радости, когда сухие листья и куски побитых морозом тыкв сыпались на его пламенеющие волосы. В то же время он целеустремленно пытался запихнуть в рот тыкву размером с голову.
Краем глаза я заметила какое-то движение — Марсали принесла воды из источника и вылила в покрытый засохшей коркой котел. Никто бы не сказал, что она беременна. Джейми прав — она слишком худенькая. Однако теперь я видела, что она очень бледная и под глазами залегли темные круги.
Черт! Еще какое-то движение. Бледные ноги Брианны мелькнули в тени высокой голубой ели. Вот только ей не хватало забыть про масло пижмы! Она все еще кормила Джемми грудью, но нет никакой гарантии…
Я обернулась, привлеченная странным звуком за спиной. Джейми медленно взбирался на стол, словно огромный пурпурный ленивец, держа в руках пилу для ампутаций.
— Ты что вытворяешь?!
Он опустился на подушку, кривясь от боли и тяжело дыша, и прижал пилу к груди.
— Повторяю, — грозно сказала я, нависнув над ним и уперев руки в бока, — ты что…
Джейми открыл глаза и немного приподнял пилу.
— Нет! — твердо сказал он. — Саксоночка, я знаю, о чем ты думаешь, и я этого не позволю!
Я глубоко вдохнула.
— Ты же знаешь, что я пойду на это, только если не будет другого выхода.
— Нет! — повторил он снова, бросив на меня хорошо знакомый упрямый взгляд. Неудивительно, что он никогда не сомневался, на кого похож Джемми.
— Мы не знаем, что может случиться…
— Саксоночка, — перебил он, задыхаясь, — мне все равно.
— Зато мне нет!
— Я не намерен умирать, — решительно заявил он. — Но я не смогу жить с одной ногой. Эта мысль приводит меня в ужас.
— Думаешь, мне не страшно? А если придется выбирать между ногой и жизнью?
— Не придется!
— Черт, а если так случится?
— Не случится!
С возрастом он не изменился. Два года или пятьдесят — Фрейзер всегда останется Фрейзером.
— Ладно, — выдавила я сквозь стиснутые зубы. — Отдай мне эту чертову штуку, и я ее уберу.
— Поклянись!
— Что?
— Поклянись. Не хочу, чтобы ты отрезала мне ногу, пока я без сознания.
— Тогда у меня не будет выбора.
— У тебя нет, — невозмутимо заявил он. — А у меня да. И я свой выбор сделал. Поклянись, саксоночка.
— Ах ты, ужасный, невыносимый…
На багровом лице вспыхнула белозубая улыбка.
— Если еще назовешь меня «шотландцем», то я буду знать, что точно выживу.
Я не успела ответить, потому что со двора донесся жуткий вопль. Я обернулась к окну и увидела, как Марсали выронила два ведра воды. Вода вылилась на юбку и туфли, но она не обратила внимания. Я взглянула в ту же сторону, что и она, и замерла.
Огромный косматый зверь прошел сквозь изгородь, ломая жерди, словно спички, и остановился в центре грядки, в каких-то десяти футах от Джемми. Малыш уставился на него круглыми глазами, открыв рот, совсем забыв про обгрызенную тыкву.
Марсали опять закричала, и Джемми, испугавшись, начал звать маму.
Дальше все происходило словно в замедленной съемке. Я отбираю у Джейми пилу, иду к двери и выхожу во двор, думая о том, что в зоопарке бизоны почему-то выглядят намного меньше. Не помню, как я преодолела ступени — наверное, перепрыгнула.
Из леса выбегает Брианна и мчится молча, со спокойным и решительным лицом, держа в руках топор. Я не успеваю сказать ни слова, а она уже рядом со зверем.
На бегу она поднимает топор, замахивается и опускает со всей силы на загривок животного. Зверь ревет и пригибает голову, словно готовясь броситься вперед.
Брианна уворачивается и бежит к Джемми, дергает помочи, пытаясь отвязать их от забора. Краем глаза я замечаю Марсали. Выкрикивая гэльские молитвы и проклятия, она хватает с куста свежеокрашенное белье.
У меня в руках пила. Двумя ударами я перерезаю помочи и бегу к зверю. Марсали набрасывает ему на голову белье, и он стоит, ослепленный, качаясь и дергая головой. На темно-синем фоне кровь кажется черной.
Он такой высокий, почти мне до плеча, и странно пахнет — пыльный и теплый запах, тухлый, но странно знакомый. Так пахнут коровы. Бизон делает один шаг, еще один, и я вцепляюсь в шерсть, стараясь его удержать. Я чувствую, как зверя трясет, и ощущаю его судороги, словно толчки землетрясения.
Я никогда такого не делала, но сейчас действую, словно в тысячный раз. Словно во сне, но уверенно, протягиваю руку под слюнявые губы, и теплое дыхание касается моего рукава. Под челюстью бьется сильный пульс, и я мысленным взором вижу большое мощное сердце, качающее горячую кровь. Я провожу пилой по горлу и чувствую упругое сопротивление кожи и мышц, слышу скрежет кости и треск сухожилий.
Зверь содрогается и падает на землю с глухим стуком.