«Генерал Павлов, стремясь как можно скорее столкнуться с Буденным, нашел необходимым идти по необитаемому левому берегу Маныча, по безлюдным степям, без дорог, по компасу… благодаря сильному морозу и ветру, благодаря полному отсутствию жилья половина корпуса в буквальном смысле вымерзла. Вместо двенадцати тысяч шашек… по строевому рапорту, в отборной конной группе осталось пять с половиной тысяч шашек. Остальные, в том числе и сам Павлов и весь командный состав, были обморожены или же совершенно замерзли.
Четыре дня шла донская конница по безлюдным степям. В двадцатичетырехградусный мороз с сильным ветром… негде было остановиться и укрыться… Ночевали в необитаемых зимовниках донских коннозаводчиков, причем один зимовник из нескольких избушек приходился на целую дивизию. Лишь немногим счастливцам удалось попасть под крышу. Остальные ютились возле заборов и своих лошадей…
Последняя ночь… стояли под Торговой. Большевики энергично обстреливали… но пули никого не пугали. Страшнее был мороз. Тысячи обмерзших остались позади нас, в степях. Их засыпала уже метель. Уцелевшие жались возле своих лошадей… Чувствуешь, что начинаешь дремать, что засыпаешь, падаешь… Еще несколько минут — и уснешь вечным сном…»
После этого рейда в снегах находили целые эскадроны застывших до остекленения лошадей и людей в полной боевой выкладке…
Одна из последних серьезных попыток погасить красный вал — нестерпимым жаром и огнем катился он от Москвы к морю.
И даже после этого, уже при состоявшемся крахе, отдельные части Добровольческой Армии сохраняли завидную боеспособность.
Деникин свидетельствует:
«…Донесения отмечали доблесть славных добровольцев и рисовали такие эпические картины, что, казалось, оживало наше прошлое… Движение, например, в арьергарде полковника Туркула с Дроздовским полком сквозь конные массы противника, стремившегося окружить и раздавить его… При этом Туркул неоднократно сворачивал полк в каре, с музыкой переходя в контратаки, отбивал противника, нанося ему большие потери…»[74]
Документы красных дорисовывают картину павловского рейда[75]
. Слово начдиву Конармии О. К. Городовикову:«Помню, как ночью в феврале 1920 г., когда белогвардейщина скатывалась к берегам Черного моря, под станцией Торговой конный корпус генерала Павлова внезапно напал на стоянку Конной армии[76]
. Части дрогнули. Удар был внезапен, ночь глуха, на дворе трещал 20-градусный мороз. Паника стала охватывать бойцов. Тогда по улице поселка проскакала вдруг кавалькада всадников. Впереди на своем неизменном Маузере крутился Ворошилов.— Товарищи бойцы! — кричал он. — Назад, в контратаку! Лучше смерть, чем такой позор… Вперед!
Вокруг… собрались отдельные взводы. На выходе из поселка к нему подскакали два эскадрона, сохранившие строй. Через час все части собрались в мощный кулак (интересно, что делал в этот час генерал Павлов? —
Ворошилов (1881–1969) являлся бессменным членом и председателем РВС Конной армии, Буденный (1883–1973) — членом РВС и командующим.
Членом РВС армии был и Е. А. Щаденко — по его ретивости много людей лягут в землю или наглотаются слез. Думается, по данной причине он не удостоился чести наличествовать в Советской исторической энциклопедии, а был известен и весьма вхож к «самому». Большевистскую ярость «до классового врага» пережигал, будучи распорядителем кадров сначала Красной, а после Советской армий. Не шибко отстанет от него и генерал Запорожец — тоже прочесывал армейские кадры. Горькую по себе «вырыли» память.
На крымский клочок земли оказались выброшенными остатки некогда грозных белых армий. Генерал Врангель отмечал:
«В Крым переброшено было, включая тыл, около двадцати пяти тысяч добровольцев (то есть солдат и офицеров Добровольческой Армии. —