И это именно та «роскошь в средствах», о которой толковал пленный командир полка. В этом весь Ленин, весь его терроризм, вся идейная подкладка террора, массовых мучительств и убийств. Все, кто не красного цвета, не люди. С ними можно и нужно делать все, что угодно, — они не представляют ценности для общества. Это шлак, удобрение для земли, за ними нет права на существование. Именно к этому свелись ученость Ленина, вся упорная работа его над книгой, все-все исследование человеческой мысли.
Да, так: для ленинцев не существуют дозволенные и недозволенные средства (слышите это вы, члены великой и доблестной партии по умерщвлению души собственного народа, подумайте над своей партийной книжечкой). Есть четкое осознание классовой природы общества, понимание всех взаимодействующих сил, уверенность в конечной правильности движения.
Власть народа свята. Пусть (за ничтожным исключением) против нас весь народ, но правы по-прежнему будем только мы, большевики, ибо за нами понимание целей и законов борьбы, и, стало быть, не они, а мы — народ, пусть нас хоть миллион, а их все триста миллионов. Это не имеет значения.
Чем не философия работорговцев? Из этой философии, доктрины, учения вылупились все лагеря и пыточные, все убойные стройки, от которых у народа были один надрыв, одна боль и одно горе. Из этого самого передового учения и вызрели все бессердечие, вся жестокость отношения к человеку. На этом взошла теория человека-винтика. Из этого вышло все неуважение к личности. Народ топтала теория Ленина, как мнут ногами виноград в чанах. Сок народа шел на укрепление здоровья ленинизма, то есть укрепление всего аппарата подавления народа, и на насыщение партийных угнетателей.
Мы — всегда народ, а все остальные — нет, поскольку только у нас верная картина общества и его развития. Так как на нашей стороне «правда» и видение будущего, мы единственные, кто обладает правом на любые поступки. За нами не существуют ни жестокости, ни насилия, ни крови — это пустые символы.
Мы вне зла, даже если будем тонуть в крови, насилии и бедствиях народа.
Именно так, ведь тотемный знак России — трупы…
Народ рухнул на колени, изрыгая кровь. Градус взаимной ненависти притупил, стер все прочие чувства.
Земля прокисла от крови.
Кому-то суждено было выжить, кому-то… лечь в землю, кому-то избыть на чужбине, кому-то созидать ленинскую утопию, так называемый социализм…
Народ распределялся в колонны за партийными вождями. Неповоротлив — пособляли… и смыкались ряды. Ибо только послушным даровалось право на жизнь. И уже только один крик, один шаг, один цвет.
Все стали как один, и один — как все.
И везде волчьи тени, серые, юркие.
И земля, кислая от крови. Но раз другим дышать не дано, привыкай и к такому дыху — кислому от крови и пота…
«…С великим же опасением и отец с сыном глаголаше, и брат с братом, и друг с другом, и по беседе речей заклинающиеся страшными клятвами еще не поведать глаголемых ни о велице, ни о мале деле или вещи…»
И все глубже в толщу лет.
И все режут серые волчьи тени, режут человеческую массу, выкраивают из нее колонны, пока все уже — лишь одни колонны.
И где-то самым краешком чуть-чуть розовеет заря.
И нет ни одного осколочка зеркала, даже просто лужи, чтобы взглянуть на себя.
И никто не видит себя.
И уже не хотят видеть. И хорошо, что не видят.
Только — общий шаг и серые тени. И вместо лиц — жуткие маски. И эти маски уже становятся лицами, не отделить их от лиц.
Дух народа, закованный в объятия скелета…
Ничему живому и чистому не дает прорасти скелет. Обложил когтями народ — держит…
И в нынешнем долгом кризисе все те же проблемы, затянутые в узел после Октября 1917 г.
На пути избавления надо терпеть… или судьба России — распасться, саморазрушиться.
Это плата за насилие и нетерпимость, возведенные в божество.
По счетам полагается платить. Идти через нищету, смертные болезни, потери — и не сворачивать. Идти, чтобы стать людьми, отторгнув насилие и нетерпимость, «традиции беззакония» и равнодушия к близким.
И никто не даст избавления, пока не будет пройден этот путь.
А тогда и сам народ станет другим…
Павел Николаевич Милюков усматривал три причины поражения белых («Россия на переломе»):
— несостоятельность стратегии (азартная стратегия);
— «натянутое и даже враждебное отношение к тем окраинным образованиям, на территории которых происходила борьба»;
— «более чем ненормальное отношение армии к населению…». Тощевато для историка с именем подобное ученически прямолинейное толкование.
Суть белой демократии обнажилась и в карательной политике, обильной на слепое изуверство.
И опять-таки движение губило клеймо старого порядка. В этих условиях не представлялось возможным действовать эффективно, все движение стояло как бы на трупных ногах.
Борьба велась под лозунгом «национальное возрождение великой, единой и неделимой России». Лозунг совершенно чуждый простому народу.