Читаем Огненный крест. Бывшие полностью

Лев Толстой действительно являлся «зеркалом русской революции», но только не в том узком, крестьянском понимании, которое в нем увидел Ленин. Это был тот кризис народной нравственности, который и дал такой во многом необратимый результат в 1917 г. Ленинизм попал на благодатную почву. Об этом-то и писал еще задолго до революции «Петруша» Дурново, казалось бы бесконечно далекий от сих проблем, однако по полицейской сути своей уловивший смысл вековых брожений. Произошло как бы соединение двух критических масс — той, которая в области нравственной, духовной составляет то, что подлежит преодолению народом (и является сутью энергии кризиса), и той, которая определяет нравственную физиономию ленинизма.»

Последствия такого соединения известны всем.

Без ленинизма имелись все основания для благополучного преодоления кризиса. Быстрый подъем культуры и экономики давал народу силы для преодоления последствий его нелегкого исторического прошлого. Этот процесс оказался прерван, народ брошен в пропасть испытаний.

«Женевцы» не могли обойти Толстого, хотя предали забвению его основные постулаты нравственности.

Ну, «Война и мир» и все такое — оно, естественно, вещи полезные и нужные, на патриотизме скроены, а данный горючий материал всегда к моменту. А вот взгляды на устройство общества, мораль, духовность… ну почему он не Горький?..

Как сложилась бы судьба Льва Толстого, доживи он до выстрела «Авроры», предугадать несложно. Он не стал бы молчать, а это самая большая вина в государстве «женевцев». За похожее пускали в расход сотнями тысяч.

И все же, надо полагать, граф оказался бы не по зубам даже Главному Октябрьскому Вождю с его всепроникающим Мундычем. Графа подвергли бы изоляции — никакого общения с миром, — дали бы волю всем мелким тварям для разоблачений и вообще высмеивания. Эти обязательно сунулись бы в личное: там — слабость к женщинам, падкость на славу, психическая неустойчивость — сам ведь признается в дневниках (их бы добыли, то есть выкрали бы), натуральный «шизик» и есть (да наговорили бы, что от старости выжил из ума). Тут и мания величия, и бабник (ого-го!), и богостроитель, и дворянчик (граф!).

Все бы тут «задействовали»…

В общем, когда «люди здравые считаются сумасшедшими… таких людей запирают или казнят».

Скорее всего, спровадили бы в эмиграцию…

По схожей схеме разворачивались отношения новых властей с Владимиром Галактионовичем Короленко — духовным братом и почитателем Льва Толстого…

И в самом деле, разве можно улучшать жизнь, продолжая жить дурно?..

Государство можно скрепить силой и всяческими принуждениями. И такое государство, как и все существовавшие дотоле, будет вполне сносно развиваться, даже процветать. Однако нарушение законов нравственных — добра, терпимости, уважения, то есть всего того, что, оказалось бы, не имеет ничего общего с убедительностью железно-непробиваемой поступи законов, армии, полиции, правительственной прессы, бизнеса и вообще торговли, — неизбежно приводит к гниению, распаду устоев общества и в конечном итоге к кризису власти, государственности вообще. Именно это проклятие постигло железнолобую империю Ленина — Сталина.

Это как парадокс: нечто абстрактное, отвлеченное, не имеющее предметно выраженной ценности и силы держит в подчинении все самое могучее, созданное одними людьми для закабаления других. Зыбкое, беспомощное, как душа и тому подобная метафизическая чепуха, разъедает всю несокрушимую толщу государственного бетона и стали.

По существу, человечество пренебрегает Христом, а заповеди его правят миром, разрушая в конечном итоге любые государственные образования как несправедливые и бесчеловечные.

Христианские заповеди, духовность, высшие душевные качества имеют все свойства несокрушимо действующей материальной силы.

Без учета их, уважения их и следования им любое государство обречено. Пушки, полиция, «психушки», подлоги, травля, лагеря и тюрьмы, бездумно-послушная армия и вообще все железно-хваткое правление диктаторов — все-все бессильно перед добротой и любовью. И это увидел, понял Толстой.

Читаешь письма, дневники — и мороз по коже! Каждая буква, что называется, ножом по стеклу ну все 90 томов против Непогрешимого и непогрешимых, да как же осмелились напечатать?.. А ведь при алмазном вожде все девяносто томов сочинений и писем и были изданы.

Хотя, с другой стороны, оно и так: писал великий Лев о старой власти. Теперь же вокруг новая, счастливая жизнь. Отчего не напечатать, не показать, как жутко жилось при Романовых. К солнцу шагнула Россия.

«Дело не в том, чтобы доказать, что Иисус не был Бог и что потому учение его не божеское, и не в том, чтобы доказать, что он не был католик, а в том, чтобы понять, в чем состояло то учение, которое было так высоко и дорого людям, что проповедника этого учения люди признали и признают Богом…

Перейти на страницу:

Все книги серии Огненный крест

Похожие книги

Битва за Рим
Битва за Рим

«Битва за Рим» – второй из цикла романов Колин Маккалоу «Владыки Рима», впервые опубликованный в 1991 году (под названием «The Grass Crown»).Последние десятилетия существования Римской республики. Далеко за ее пределами чеканный шаг легионов Рима колеблет устои великих государств и повергает во прах их еще недавно могущественных правителей. Но и в границах самой Республики неспокойно: внутренние раздоры и восстания грозят подорвать политическую стабильность. Стареющий и больной Гай Марий, прославленный покоритель Германии и Нумидии, с нетерпением ожидает предсказанного многие годы назад беспримерного в истории Рима седьмого консульского срока. Марий готов ступать по головам, ведь заполучить вожделенный приз возможно, лишь обойдя беспринципных честолюбцев и интриганов новой формации. Но долгожданный триумф грозит конфронтацией с новым и едва ли не самым опасным соперником – пылающим жаждой власти Луцием Корнелием Суллой, некогда правой рукой Гая Мария.

Валерий Владимирович Атамашкин , Колин Маккалоу , Феликс Дан

Проза / Историческая проза / Проза о войне / Попаданцы
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза