Огненный крест. Бывшие

Гниение армии, расстройство хозяйственной жизни — словом, неспособность правительства управлять страной порождает у высших генералов стремление к твердой власти. По существу, наиболее ответственные участки фронта держат лишь казаки. Они да латышские формирования еще не подвержены массовому дезертирству. С той же верностью латышские соединения послужат и революции.

12 августа 1917 г. Временное правительство созывает в Москве Государственное совещание.

Накануне совещания Корнилов скажет Верховскому[49]:

«Людей, которые приходят ко мне говорить о монархии, я гоню прочь. Новый строй государственной жизни народ определит себе сам через Учредительное собрание».

Верховский отметит в своей книге:

«Я совершенно ясно все время понимал, что в корниловском движении о монархии и речи быть не может…»

Шульгин вспоминал во Владимире после отсидки в тюрьме:

«В августовском совещании в Москве, в Большом театре, под председательством Керенского, как мне помнится, в одной ложе были генералы Алексеев, Корнилов, атаман Каледин и Деникин…»

14 августа на утреннем заседании в Большом театре выступает Корнилов.

У Верховного главнокомандующего нет уверенности, что армия способна исполнить долг по защите Отечества. Отсутствие дисциплины, убийства офицеров, повальное дезертирство, отход без боя по малейшему поводу, да еще с оставлением оружия, превращают ее в сброд.

Корнилов зачитывает телеграммы с уведомлением об очередных и столь обыденных расправах над ответственными чинами армии.

Потеряны Галиция, Буковина, отчасти Молдавия. Враг угрожает исконно русским землям, в первую очередь — южным губерниям. Враг стучится в ворота Риги. Враг добивает союзную румынскую армию. Дорога на Петроград едва ли не открыта.

Необходима строгая дисциплина. Следует незамедлительно восстановить власть и престиж корпуса офицеров.

Пусть существуют комитеты, но пусть деятельность их не выходит из круга хозяйственных и бытовых интересов солдата. Пусть остаются и комиссары, но необходимо обратить внимание на личный состав комиссариата.

Корнилов говорит о разрухе. Армия начинает голодать, такого прежде не бывало. Корнилов говорит о снижении производства на заводах, фабриках и настаивает на самых решительных мерах по оздоровлению обстановки.

«…Я верю в разум русского народа, верю в его светлое будущее» — так заканчивает он свою речь.

«…С глубокой скорбью нужно отметить, — пишет в воспоминаниях Верховский, — что на речь Корнилова откликнулась лишь правая часть залы Государственного совещания. Все демократические и армейские организации не встали даже, как это ни уродливо, чтобы его приветствовать.

Еще один грозный признак. Дабы бороться с анархией, нужна сила. Сила же теперь в руках демократических организаций, а они отказывают Корнилову в поддержке. Что же сможет он?..

Государственное совещание ничего не дало. Каждый пришел высказать свое и ушел с тем, с чем пришел. Обстоятельства требуют самоотречения массы… Керенский именно на этом требовании теряет свою популярность. Только жизнь может этому научить наш народ, едва выходящий из своей вековой темноты…»

На том же совещании генерал Каледин — атаман Войска Донского потребовал, чтобы декларация прав солдата была пересмотрена и дополнена декларацией его обязанностей. Атаман пошел значительно дальше Корнилова и потребовал объявления армии вне политики, запрета митингов и собраний с их партийной междоусобицей и склоками, недопустимыми в боевой обстановке.

«Страну может спасти от окончательной гибели только действительно твердая власть, находящаяся в опытных, умелых руках лиц, не связанных узкопартийными групповыми программами, свободных от необходимости оглядываться на всевозможные комитеты и советы, и отдающая себе ясный отчет в том, что источником суверенной государственной власти является воля всего народа, а не отдельных партий и групп…»

Генерал Алексеев свел выступление к требованию дисциплины: «Господа, и можно и должно воскресить нашу душу, оживить наш организм, заставить нас вспомнить свой долг одерживать победы и довести войну до победного конца. Это можно. Эта цель достижима. И для этого нужна, господа, прежде всего решимость Временного правительства быстро и энергично провести все меры, которые оздоровят наш пока больной организм. Прежде всего перед всем, перед интересами отдельных людей должны главенствовать польза, спасение и интересы нашей Родины. Раз зовут нас здесь к единению, раз зовут нас к тому, чтобы жертвовать всем, что у нас есть, то неужели же, господа, так трудно пожертвовать призрачным каким-то преимуществом организации на некоторое время!

Господа, порядок и дисциплина — это то, без чего не может быть армии. Не зовите дисциплину железной, не зовите ее сознательной — назовем ее истинной и прочной. Основы этой дисциплины лежат в любой армии света. В критическую минуту жизни бросьте слово о необходимости дисциплины, и за этим словом двинутся массы…»