Огненный крест. Бывшие

А это что за люди, которые разрушают русскую государственность? Десятилетия за границей — на партийные средства, пожертвования… Ученье в лучших заграничных университетах, лучшие библиотеки мира, вдумчивая кабинетная работа. И житье — в лучших городах, курортных местечках старой Европы. А тут сызмальства — кадетский корпус, армейская лямка, ученье на трудовые рубли, служба с риском для жизни, война, гибель и увечья товарищей — и все во имя Родины.

И вот эти господа из «германского вагона» травят офицерство, организуют расправы над ним, позорят честь, имя офицера… Смириться с этой ядовитой политической работой, развалом тыла, фронта ради партийных догм, чужеземной философии, власти, за которой так и маячит торжествующий кайзеровский шишак[45]?!

Ленин и большевики сдают Россию врагу — вот вывод из каждодневной практики семнадцатого года. Вывод, который четко откладывается в сознании большинства русских генералов, офицеров и интеллигентов.

В письме Ганецкому и Радеку в Стокгольм Ленин 12 апреля 1917 г. (вскоре по возвращении из Швейцарии через воюющую Германию) сообщает:

«Буржуазия (+ Плеханов) бешено травят нас за проезд через Германию. Пытаются натравить солдат. Пока не удается: есть сторонники и верные…

Положение архисложное, архиинтересное…

Крепко жму руку и желаю от души всего лучшего. Пишите чаще, будьте архиаккуратны и осторожны в сношениях.

Ваш В. Ульянов» [46]

На Ганецком завершалось отмывание денег из Германии. Причин для того, чтобы быть «архиаккуратным» и «осторожным», имелось более чем достаточно.

Рабочий Петроград и гарнизон встретят Ленина восторженно, но уже спустя несколько дней в газетах проскользнет недоумение, как это удалось Ленину и его коллегам-эмигрантам проехать через Германию, ведь на фронте каждый день гибнут русские. Недовольство наберет мощь шторма, а после и урагана. Ленин и Троцкий примутся помещать в газетах объяснения. Но почти все газеты уже наладятся писать о Ленине и других эмигрантах из «запломбированного вагона» как об «агентах Вильгельма». Это не просто ураган, а ураган травли.

И кто, вы думаете, ее вдохновитель? Не поверите — Бурцев! Да, наш уважаемый Владимир Львович Бурцев — ужас бывшего департамента полиции, разоблачитель провокаторов в политических организациях дореволюционной России (один Азеф чего стоит).

«Он набрасывал густую тень подозрений на имена Ленина, Троцкого, Зиновьева и многих других, в том числе даже Горького. Все эти люди обвинялись в том, что они, сознательно или бессознательно, служат интересам германского кайзера.

В своей краткой отповеди Горький крикнул Бурцеву: «Жалкий вы человек!..»

Клевета не убила большевиков; напротив, ее необоснованность и конечное крушение подняли в глазах массы авторитет таких деятелей, как Ленин…

Бурцев доказал как раз обратное тому, что желал…»[47]

Время заставляет по-новому взглянуть на события весны и лета семнадцатого. Одни признания генерала Гофмана дают основания для качественно другой оценки работы Ленина: объективно она служила врагам России, вела к ее разрушению. Большевики уповали на мировую революцию; она, по их расчетам, должна смести и кайзеровскую Германию, а с нею и Брестский договор. Не вышло. И быть России преданной и проданной, не одолей союзники Германию и Австро-Венгрию к осени 1918-го. Эта победа смела бремя самого кабального в истории России договора.

Владимир Львович был дружен с Савинковым не только из-за Азефа, но и в связи со своим народовольческим прошлым. В молодости Бурцев отсидел 18 месяцев в английской тюрьме за призывы убить Николая Второго. Скончался эмигрантом в Париже 80 лет от роду (1942). Вот такая история еще одной жизни и бури, которую вожди большевизма смогли преодолеть, не утратив доверия простого люда. Наоборот, под урез семнадцатого численность большевистской партии подросла к двумстам тысячам. Это были убежденнейшие бойцы, на них и лег весь груз революции и первых лет Гражданской войны. Не груз, а огнедышащая лава.

Карлейль отмечал: «Силен был тот, кто имел церковь». Историк имел в виду единство мировоззрения, которое дает церковь. После Октября семнадцатого такой религией в России станет ленинизм. Он явится тем идейным и духовным раствором, который намертво скрепит красную новь. Но для этого следовало выжечь из сердец Бога Небесного и бога семьи: отца ли, мать ли, или гордость за свой род.

И выжгли.

И люди стали принадлежать Системе.

Ни в чем другом Ленин не определял свои позиции столь однозначно, как в отношении к государству. Уже стала афоризмом его знаменитая фраза:

«Пока есть государство, нет свободы. Когда будет свобода, не будет государства».

Ленин усвоил навсегда как непреложную истину: рабы не сбросят цепи без уничтожения господ. А господа — это все, кроме тех, кто не стоит за станком или не пашет. Следовательно, социалистическое государство было, есть и будет, дабы защищать трудового человека. И он, Ульянов-Ленин, призван организовать эту защиту, служить ей и отдать ей свою жизнь — это для него свято.