Я не стала спрашивать, с чего бы ей так поступать: и без того понятно, что от Фанни Бердсли можно ждать чего угодно.
– Она не вернется.
Что бы я ни думала насчет всего остального, в этом я была уверена. Куда бы Фанни Бердсли ни делась, мы о ней больше не услышим.
– А даже если вернется… – В глазах стоял заснеженный лес и маленький сверток возле кострища. – Я тоже там была. И расскажу, что на самом деле случилось.
– Если тебя послушают. Что вряд ли. Ты ведь замужняя женщина, саксоночка, ты не можешь свидетельствовать в суде.
И в самом деле… Живя в глуши, я редко сталкивалась с местными, порой очень странными и вопиющими законами. Как замужняя женщина, я не имею никаких юридических прав. В отличие от Фанни Бердсли, как ни парадоксально, – ведь та теперь вдова и вправе выступать в суде.
– Черт бы их всех побрал! – с чувством воскликнула я.
Джейми засмеялся.
Я фыркнула, выдохнув облачко белого пара. Стать бы драконом и спалить ко всем чертям некоторых неприятных личностей, начиная с той же Фанни Бердсли. Увы… Я вздохнула, и бесполезное дыхание развеялось в полумраке кладовки.
– Теперь понимаю, что значит «непросто».
– Да, но отнюдь не невозможно.
Он обхватил большой холодной ладонью мое лицо, вынуждая повернуть голову и посмотреть ему в глаза.
– Клэр, если ты хочешь ребенка, я заберу ее, несмотря на все трудности.
Если хочу… В руках ощущался невесомый груз спящего младенца. Я почти забыла безумие материнства, ту адскую смесь паники, восторга, усталости и гордости.
– Остался один вопрос. Отец ребенка – не белый. Как это отразится на девочке?
Я знала, что ждало бы ее в Бостоне 1960-х годов, однако сейчас другие времена, и здешнее общество, пусть не столь просвещенное, во многом отличалось большей толерантностью.
Джейми задумался, правой рукой выстукивая ритм по бочке соленой свинины.
– Думаю, с этим проблем не возникнет, – ответил он наконец. – В рабство ее точно не обратят. Даже если отец был из рабов (хотя тому нет никаких доказательств), ребенок всегда приобретает статус матери. А та женщина рабыней не была.
– Ну, по крайней мере, на словах. – Я вспомнила зарубки на дверном косяке. – А если забыть о рабстве и посмотреть глубже?..
Джейми вздохнул.
– Нет, не думаю. В Чарльстоне, где ей пришлось бы вращаться в обществе, еще возможно, но в здешнем захолустье?
Он пожал плечами. Наверное, так и есть. Здесь, вблизи границы с индейцами, немало детей-полукровок: поселенцы часто берут жен из чероки. Связи с чернокожими случаются реже, зато в прибрежных районах мулатов довольно много. Правда, большинство из них рабы…
Маленькой мисс Бердсли вряд ли грозит знакомство с высшим обществом, если мы оставим ее с Браунами. Здесь богатство куда важнее цвета кожи. А вот с нами ей придется сложнее, потому что Джейми был (и всегда будет, несмотря на тощий кошель) джентльменом.
– И последний вопрос, – сказала я, прижимаясь щекой к его руке. – Почему ты мне предлагаешь?
– О… Ну, я подумал… – Он отвернулся. – Ты ведь говорила недавно. Что могла сделать операцию и стать бесплодной, но рискнула ради меня. Вот я и решил… Я не хочу, чтобы ты вынашивала еще одного ребенка, – твердо сказал он, глядя в пустоту. – Я не могу рисковать тобой, саксоночка. У меня уже есть дочери и сыновья, племянники и племянницы, внуки… Но мне не будет жизни без тебя, Клэр. В общем, я подумал… Если вдруг ты хочешь ребенка, я мог бы тебе его дать.
Глаза защипало от слез. В кладовой было холодно, и пальцы почти не гнулись. Я крепко сжала руку Джейми.
Пока он говорил, я просчитывала мысленно все ходы и варианты. Впрочем, думать уже было не о чем, я приняла решение. Ребенок всегда становится соблазном и для плоти, и для духа; я знала, какую радость дарует безграничное единство с ним и какую муку доставляет разлука, когда ребенок обретает самостоятельность.
И я уже пересекла невидимую черту. Не знаю, был ли мне с рождения дан некий лимит, или я просто вся, без остатка, окунулась в другие обязательства… Так или иначе, я с лихвой исполнила свой материнский долг.
Я прижалась лбом к груди Джейми и проговорила в грубую ткань над его сердцем:
– Нет. Но, Джейми… как же я тебя люблю!
Мы долго стояли, обнявшись. С той стороны перегородки доносились шумные голоса, а мы молчали, храня покой и умиротворение. Слишком мы устали, чтобы покидать это бесхитростное убежище.
– Надо идти, – пробормотала я в конце концов. – А то прямо здесь и уснем, среди копченых окороков.
Джейми хрипло засмеялся, однако ответить не успел – кто-то встал в дверях, укрывая нас тенью.
Джейми вскинул голову, сжимая мне плечи, но тут же выдохнул и ослабил хватку, позволяя повернуться.
– Мортон… Какого черта вы еще здесь?
Как по мне, Исайя Мортон мало походил на лихого соблазнителя. Впрочем, о вкусах не спорят. Он был ниже меня, зато с широченными плечами, бочкообразным торсом и довольно кривыми ногами. Глаза у него оказались симпатичные, и волосы красиво кудрявились, правда, в темноте кладовой я не могла разобрать их цвет. А еще он был довольно молод: вряд ли старше двадцати лет.