Сон был очень реальным. До сих пор чувствую, как развеваются волосы на ветру, как дрожит двигатель и гудят покрышки. Я понимала, что это не по-настоящему, только в моей голове. И все же ощущение крепко засело в памяти, где-то глубоко в нейронах.
И это еще одна странность. Здесь никто, кроме мамы и Роджера, не знает, что такое нейрон. Очень необычное чувство: словно мы втроем скрываем некую тайну.
Так или иначе, вчерашний сон явно навеяли вполне реальные обстоятельства из прошлой жизни. А как быть с другими, такими же яркими, но непонятными? Может, это воспоминания о событиях, которые еще не произошли?
Прошлой ночью мне снилось, что я занимаюсь любовью с Роджером.
Он был уже готов закрыть дневник, когда выхватил глазами эту строчку. Роджер покосился на дверь. В доме было тихо; женщины возились на кухне, и возле кабинета никто не слонялся.
Прошлой ночью мне снилось, что я занимаюсь любовью с Роджером.
На этот раз я не наблюдала за происходящим со стороны, как обычно во сне. Даже не понимала, что я – это я. Была только дикая страсть, которую мы разделили на двоих, не сознавая, где заканчивается он и начинаюсь я.
Самое смешное, что я даже Роджера не воспринимала как Роджера. У него было какое-то тайное имя, совсем другое, но я знала, что все равно это он.
(Всегда думала, что у каждого есть тайное имя, которое нельзя выразить словом. Например, я – это в любом случае я, будь я «Брианной» или нет. Себя можно называть «Я», но как тогда быть с другими?)
Так вот, во сне я знала настоящее имя Роджера, только не зацикливалась на нем. Лишь в самом конце вдруг подумала: «Эй, оно ведь отлично ему подходит!»
А потом случилось это, и весь мир затрясся и растаял…
Оставшуюся часть строки Брианна закрасила чернилами и подписала:
Ни одному писателю не под силу передать это чувство!
Роджер громко расхохотался – и тут же притих, торопливо озираясь. На кухне по-прежнему звенели голоса, но в коридоре было тихо, и его взгляд снова будто магнитом притянулся к дневнику.
Я лежала, зажмурившись – во сне – и чувствовала, как угасает в теле страсть. А когда открыла глаза, оказалось, что на мне лежит Стивен Боннет.
От ужаса я сразу пришла в себя. Горло сводило, будто от крика, но ни Роджер, ни ребенок не проснулись. Меня бросало то в жар, то в холод, я вся взмокла, сердце колотилось как бешеное. Очень не скоро удалось успокоиться и снова уснуть – только когда птицы запели.
Собственно, именно они и помогли мне уснуть. Па (да и отец, если подумать) всегда говорил, что сойки и вороны чувствуют опасность; в лесу надо к ним прислушиваться. Возле дома у нас много соек, и потому я знала, что в безопасности.