Огненный поток

Внезапно Захарий вспомнил намеки и скрытые угрозы, исходившие от Фредди во время их встречи в Сингапуре, и тогда принял решение: этот человек знает слишком много, мир ничего не потеряет, избавившись от него.

— Я думаю, вы правы, господин Чан, — сказал он, глядя гостю в глаза. — У меня тоже есть основания считать, что он объявился в Китае.

Взгляд Чана оставался цепким.

— Часом, не знаете его нынешнего имени?

— Он представляется как Фредди Ли.

Губы Чана растянулись в улыбке.

— Благодарю вас, мистер Рейд, благодарю. Вы весьма облегчили мне задачу. Я рад, что мы так хорошо понимаем друг друга. Долг платежом красен — я озабочусь, чтобы весть от мистера Бернэма не задержалась.

Захарий отвесил поклон.

— Всегда приятно иметь дело с вами, господин Чан.

— Взаимно, мистер Рейд.

Чан сдержал слово. В конце недели пришло письмо от мистера Бернэма, освобождавшее Захария от взятых обязательств. Ему надлежало немедленно прибыть в чужеземный анклав Кантона, оставив «Ибис» у Вампоа.

Пулю извлекли, но жар и дикая слабость еще долго не покидали Нила. О собственно операции помнилось одно: ее провели китайские и тибетские монахи, вооруженные устрашающего вида инструментами. К счастью, Нил потерял сознание еще до начала действа и очнулся лишь на другой день.

Все еще в прерывистом забытье, он обнаружил, что лежит на циновке в комнатке с низким потолком. В углу высилась стопка его книг и дневников, которые он оставил на сохранение Таранатх-джи. Позже, поднакопив сил, он стал читать и делать заметки.

В лихорадочные сны его частенько проникала отдаленная ружейная и орудийная стрельба. Иногда в горячечном тумане возникали знакомые лица Таранатх-джи, Комптона, Бабурао, и в те моменты, когда сознание его прояснялось, он слушал рассказы о том, что творится в городе.

Объявлено перемирие, говорили гости, английские корабли заняли всю акваторию Гуанчжоу; пароходы и канонерки курсируют по реке, уничтожая любые укрепления и обстреливая всякое подозрительное судно. В чужеземном анклаве вновь поднят британский флаг над английской факторией, многие купцы вернулись, ибо торговля насильственно возобновлена. Генерал сэр Хью Гоф принял командование английскими войсками и вместе с капитаном Эллиоттом издал серию деклараций и ультиматумов с требованиями императорской подписи под актом о передаче Гонконга, немедленной выплаты шести миллионов серебряных долларов, отмены запрета на опийную торговлю.

Ну и так далее.

Однако император был непреклонен — он не только отказался от любых уступок, но отправил Цишаня в позорную отставку, повелев ему вернуться в Пекин. Новым кантонским властям во главе со знаменитым генералом император сказал: «Кроме слова „истреблены“, я ничего не приму».

Но по прибытии в Гуанчжоу его новые назначенцы столкнулись с той же проблемой, что их предшественники: открытое противостояние невозможно в силу военной мощи англичан, а для оказания отпора необходима широкомасштабная подготовка. Посему они продолжили переговоры с захватчиками, а сами тем временем с удвоенной энергией укрепляли свою армию.

Город наводнили тысячные войска из других провинций, на тайных верфях строились канонерки по образцу английских, в плавильне под Фошанем отливались пушки, в том числе колоссальные 80-фунтовые.

Все понимали, что война вновь разразится, это лишь вопрос времени, и на сей раз полем боя станет Гуанчжоу. Все это порождало большую тревогу, особенно среди тех, кто обитал вовне городских стен: тысячи жителей уже покинули окраины, десятки тысяч собирались последовать их примеру. Кое-где закон и порядок рухнули. Наплыв войск из других провинций усиливал хаос: ходили слухи, что пришлая солдатня насилует местных женщин, и потому происходили стычки между жителями и прибывающими частями.

В Гуанчжоу такого кавардака не было с падения династии Мин, произошедшего двести лет назад.

Вскоре и друзья Нила стали разъезжаться. В один прекрасный день навестивший его Бабурао сообщил, что перевозит семью на Гонконг. Почти все его родичи уже уехали, ибо нынче Гуанчжоу чересчур опасен для лодочного люда.

— Аар экхане амра ки корбо? — печально сказал он на бенгали. — Что нам тут делать? Для таких, как мы, теперь здесь нет места.

На Гонконге Аша-диди сможет вновь открыть свое дело и готовить бирьяни, пури, самосу[101]

и кебаб, которыми славилась ее кухня; в бухте полно кораблей с командами из ласкаров, и потому не будет недостатка в индийских клиентах. К переезду готовимся уже давно, признался Бабурао, сыновья помогли перетащить пожитки в джонку, через день-другой тронемся в путь.

— А как же ваша лодка-дом?

— Пока постоит здесь. Может, позже удастся ее забрать.

Потом пришел попрощаться Комптон. Решил вернуться на родину, сказал он, но вряд ли там задержусь. В деревне для меня дела нет, придется искать место, где можно заработать на пропитание.

— И где оно, это место?

— А бог его знает. — Комптон горестно вздохнул. — Если снова открыть печатню, так только там, где потребны тексты на английском языке.

— Например?