Огненный поток

В виду нехватки лагерного инвентаря музыкантов подселили к водоносам и оружейникам, и теснота в палатке наглядно передавала выражение «как сельди в бочке». Стоялая духота воняла нестираной одеждой, застарелым потом и мочой, а гуденье комаров мощью не уступало урагану. Наземных тварей тоже хватало, поэтому все улеглись одетыми и вдобавок завернулись в покрывала, вмиг пропитавшиеся потом.

Раджу не мог уснуть. Услышав шорох, он выглянул из своего кокона и увидел, как кто-то выбрался из палатки. Дики тоже не спал.

— Знаешь, куда этот хмырь чесанул? — прошептал он.

— Куда?

— Искупнуться. Я слыхал, водоносы углядели пруд неподалеку. Пойдем, а? Хоть маленько остудимся.

Раджу вспомнил обещание тамбурмажора выпороть всякого, кто высунет нос из палатки.

— А если Срамословец…

— Да хер-то с ним! — зашипел Дики. — Не боись, мля, жидкое довольствие всех вырубило. Ну пошли!

Он ужом выскользнул из палатки. Чуть помешкав, Раджу последовал за ним.

Луна в красном ореоле, тускло светившая сквозь жемчужно-серую дымку, помогла разглядеть водоноса, который крадучись миновал границу лагеря и наддал к темной глади воды, мерцавшей в отдалении.

Пригибаясь, мальчишки перебежками двинулись следом. Убедившись, что вокруг никого, водонос скинул рубаху и штаны и бесшумно погрузился в пруд.

— Легко и просто, видал? — шепнул Дики. — Пошли окунемся.

До пруда им оставалась пара шагов, когда водонос вылез из воды и стал одеваться. Но тут Дики что-то заметил и резко присел за куст, утянув за собой Раджу.

Сквозь листву мальчишки увидели три темные фигуры, которые сзади подкрались к водоносу, пока тот натягивал рубаху. Голова его не успела просунуться в горловину, как парня скрутили и пригнули к земле.

Все произошло очень быстро: еще не угас сдавленный крик о помощи, когда в посеребренном луной воздухе сверкнул клинок и обезглавленное тело повалилось ничком, а рубаха с отрубленной головой белым пятном уплыла в темноту, растаяв вместе с тремя тенями.

От границы лагеря долетел крик часового «Стой! Кто идет?», протопали шаги караульного наряда, зазвонил колокол, возвещая тревогу.

— Валим! — Дики дернул друга за рукав. — Ползком!

В кутерьме никто не заметил, как они проскользнули в свою палатку.

— Наверное, надо рассказать, что мы видели? — прошептал Раджу, забравшись под покрывало.

— Охренел, что ли? Не вздумай! Срамословец вмиг на кол посадит. И меня на пару с тобой.

Раджу закрыл глаза, но какой уж тут сон — жара, а его так колотит, что прям стучат зубы, заглушая лязг лопат, доносящийся снаружи. Там уже копали могилу для обезглавленного водоноса.

— Знаешь, зачем они унесли голову? — шепнул Дики.

— Зачем?

— Получат награду, мля.

— Откуда ты знаешь?

— А для чего еще? Интересно, сколько им заплатили бы за наши с тобой бошки?

Побудку протрубили на рассвете столь же душного и жаркого дня. Взмокшие сипаи побрели на завтрак и обнаружили, что нынче, как назло, кормят ненавистной им картошкой.

Они еще ковырялись в мисках, когда прозвучал сигнал тревоги — возле северных и западных ворот цитадели было замечено движение китайских войск.

Кесри не успел допить свой чай, а капитан Ми уже отдал приказ о выходе из лагеря: вторая рота и мадрасский батальон сопровождают генерала Гофа до лежащего в миле холма, где будет обустроен командный пункт.

Сипаи спешно построились и колонной зашагали под бой барабанов и посвист флейт. Однако залитые водой рисовые поля тотчас нарушили походный порядок, что и предвидел Кесри. Солдатам приказали идти гуськом по насыпным межам.

Вскоре от строя не осталось и следа, главным было сохранить равновесие. Оскальзываясь в липучей слякоти, солдаты использовали ружья как посохи и все равно, не удержавшись, падали. Отягощенные ранцами и снаряжением, они только сучили ногами и не могли подняться без посторонней помощи.

Сипаи-то хоть были в сандалиях, а вот офицерам, обутым в тяжелые сапоги, пришлось еще хуже, и они, раскинув руки, пробирались, точно канатоходцы.

Полководец генерал Гоф (или Гофи, как называли его английские офицеры), рослый, вечно угрюмый мужчина с моржовыми усами, всегда отличался отменной выправкой. Но сейчас и он, едва не роняя сбившийся набекрень кивер, балансировал, как циркач на проволоке. Сын генерала, служивший его адъютантом, шел на шаг позади и пытался поддержать отца под локоток, но то и дело оскальзывался сам, и было ясно, что все это добром не кончится. Так и вышло: уже перед самым холмом оба грохнулись в воду. Отряд остановился, дабы выудить и обсушить свой командный состав.

Срамословец не замедлил со взбучкой хихикавшим музыкантам:

— Вам смешно, подлецы вы этакие? Вы у меня узнаете, как смеяться над генералом! Ничего, погодите, скоро будете прыскать с другого конца!

В отличие от своих товарищей, которых продвижение по слякотной жиже весьма забавляло, Раджу не счел происшествие смешным. Он думал об ином, и неотвязные мысли эти порождали картины, прежде не возникавшие. Что почувствуешь, когда копье проткнет тебе горло или грудь? А когда штык вонзится в живот? Каково это, когда в тебя жахнет пуля? Она вдребезги размозжит твои кости?