– Отступитесь, несчастные! Силы моей дочери на исходе, я боюсь, что она умрет!
– Лучше пусть умрет тело, но душа сохранится!
– ответил ему старый отшельник.– Я хочу спасти свою дочь, свою единственную дочь!
– воскликнул вождь кочевников. – Мне нет дела до ее души, я хочу спасти ее, потому что она – свет моих очей, радость моего сердца!– Она будет спасена!
– отвечал ему старый отшельник и снова принялся читать молитву.Но девушка только билась в судорогах, на губах ее выступила пена, глаза едва не вылезли из орбит.
– Силен демон, вселившийся в ее тело,
– проговорил отшельник, – силен и коварен!И тут Арнульф обратился к своему духовному наставнику:
– Позволь мне, отче! Позволь мне сразиться с этим коварным демоном! Он знаком мне…
Арнульф вспомнил, как прежде, когда он был бесстрашным и безжалостным воином, когда он бродил со своими товарищами по дорогам северных стран в поисках чести и добычи, не раз во время битвы овладевало им жестокое бешенство, когда он крушил своим мечом всех и все, что оказывалось на его дороге. Он бросался вперед очертя голову, не обращая внимания на раны и не чувствуя боли. Тогда он один мог справиться с десятком противников. Теперь он понял, что в эти мгновения душой его овладевал злобный демон – тот самый, который вселился в тело этой девушки.
Он подошел к страждущей девушке, склонился над ней и громко сказал:
– Ты, демон, злой и коварный, оставь эту несчастную! Попробуй сразиться со мной, попробуй войти в меня, попробуй овладеть моей душой и моим телом, в этом будет для тебя больше чести перед твоими собратьями!
Тут зашумел ветер над шатром кочевника, и небо почернело, и поднялись вокруг песчаные смерчи, предвестники надвигающейся бури. Девушка снова изогнулась, как гибкий ивовый прут, и вдруг изо рта ее выполз большой черный скорпион. Он спустился на землю и пополз к Арнульфу.
Арнульф же схватил сосуд со святой водой и плеснул из него на скорпиона, и осенил его крестным знамением, и трижды прочел молитву, и трижды воскликнул:
– Изыди, нечистый! Изыди, нечистый! Изыди!
И черный скорпион почернел еще больше, как будто обгорел на адском огне, и покатился к выходу из шатра, и когда он выкатился наружу, обратился он в большую черную свинью с маленькими красными глазами и помчался прочь.
А девушка вздохнула с облегчением и вытянулась на своей циновке, и лицо ее разгладилось, и она заснула спокойным сном, и проспала несколько часов, и проснулась здоровой.
Тогда отец ее, вождь кочевников, опустился перед Арнульфом на колени и проговорил, опустив лицо: